Звезда Аделаида - 2

Он никак не может найти папоротник, но проклятущая дрянь просто обязана произрастать на этом болотистом участке леса! Грабы переплелись в вышине ветвями, словно принимая друг друга в объятия. Дружеские или?.. Умеют ли деревья любить? «Если были бы мы деревьями, то переплелись бы ветвями и корнями… " - это первая, ещё робкая ода начинающего тогда поэта Квотриуса, единственного любимого. Единственного, Северус, и заруби это себе на своём длинном носу! Друиды верят, что умеют, также, как и ненавидеть, и даже сражаться, как было записано в «Кад годдо» - «Битве деревьев» - в Ирландии как раз в этом, пятом веке. Там-то уже пять королевств с центром в священной Таре. И рассказ о похищении быка из Куальнге уже записан монахами, и герой - Кухулин - по поверьям ирландцев уже страдает от прилетающей птицы - ворона, выклёвывающего ему, как Прометею греков, печень, но она, в отличие от той, прометеевой, не отрастает заново. Долго ещё мучаться Кухулину!

Да и христианских монастырей, начавших существование после посещения покровителя всех ирландцев, святого Патрика в третьем веке - в Ирландии расплодилось множество, полным-полно, а в них - и письменность, и учёность, и хроники царствований. Не то, что один монастырь на весь Альбион, хоть и основали его по ирландскому образцу в том же, третьем веке… Но не пошла христианизация острова на юг, далее северных пиктов, как ни старался святой Норньон. Но всё это сказанья старины глубокой, и какому из них верить, Снейп не разумел…

… Вот Северус всё же чувствует его запах, запах полуразложившегося, гниющего заживо растения, от того-то и папоротник назван так, что он кажется полусгнившим, страшенным. Но именно эти, трупного оттенка ветви и нужны. Снейп трансфигурирует багряный ботинок в корзинку, всё равно под рукой ничего не было, чтобы захватить с собой - ложе, сундуки, неудобный стул и табурет. Ох, что-то Мастер Зелий совсем худо соображать стал - ведь стул или табурет - это лучше, чем стоять голой, тонкой, узкой, аристократической стопой в холоднющей, топкой, такой омерзительной грязи! Но ведь и вторая ступочка давно уже промокла из-за слишком тонкой работы багряных башмаков, только для дома да похода по мощёной городской улице с водостоками по обеим сторонам, которые в каждом уважающем себя ромейском городке, даже в такой глубинке, как Сибелиум.

Всё, нарвал, да не варварски, с корнем, а лишь то, что нужно для зелья, синюшного, с багрового цвета оттенком листья, которые у него не так уж и длинны, но вот запашок у них…Так обирать природные ингредиенты и положено и следует каждому зельевару, иначе удачи в деле не будет. Будучи молодым зельеваром, ещё в учась в Хогвартсе, Северус обнаружил это свойство всего растущего, ползающего и летающего.

А теперь почти пробежкой промокшими, холодными и голыми ногами - Северус откинул в сторону и второй башмак, ведь он набряк жижей и лишь создавал лишний вес - за росолюбивым вертостельным мхом, уже пожухшим, но сохранившим в плодах - крошечных коробочках - непереваренный хитин летних солнечнокрылых стрекоз, жертв мха. Ветки кололи непривыкшие к наготе ступни.

Его профессор находит быстро, правда, из-за наступивших сумерек да ещё короткими перебежками он чуть не угодил в окно трясины. Но Северус даже не успел испугаться, когда вынул завязшую уже по колено ногу.

Главное, что скоро станет совсем темно, а как там Квотриус без названного, «сводного» брата? Наверное, с ним только его раб камерный, как-бишь-его, как-то на не оформившемся ещё языке х`васынскх`. Впрочем, это совершенно неважно. Главное, чтобы этот раб ухаживал хорошо да присматривал за Квотриусом. И не приведи Мерлин, если снова, второй раз за этот невероятно долгий и насыщенный всенеприятнейшими событиями день раздастся этот, раздирающий душу и, кажется, сердце живое, бьющееся, из груди отверстой выдирающее, как у пленника ацтеков во время кровавого жертвоприношения: «Кх`э-вот-ри-у-с-сэ мёртавный!». Снова… А Северус тут, в глубокой, непролазной чащобе, и только свет на кончике волшебной палочки помогает ему хоть как-то определиться с собственным местонахождением.

А то Малефиций, наверняка, занят, насколько это в его скудных, солдатских возможностях, «умными» беседами с Сабиниусом, гостя развлекает… Если только Папенька ещё не утонул в ядовитом медку, изрекаемым устами Сабиниуса.

Да это же, наверняка, старинная ветвь рода одного из учеников из запомнившегося, знаменательного даже выпуска девяноста восьмого - парня по имени Блейз Забини! Забини - Сабиниус, ну чем не пара?