Билл оставался единственной надеждой дома чистокровнейших магов Уизли - он был бисексуалом, видя перед собой горький опыт Чарльза, скрывал это от отца, но тоже не спешил обзаводиться семьёй. Билл попал из Египта через Бразилию в лондонское отделение «Гринготтса» и здесь платили весьма и весьма достойно. Но Уильям предпочитал тратиться на своих постоянно меняющихся партнёров и партнёрш, а в периоды желанного одиночества и отдыха от многочисленных поклонников и любовниц проводил время с отцом за ящиком самого дорогого огневиски, а иногда - двумя ящиками коллекционных вин. В эти моменты жизни он просто тратил деньги в своё и отцовское удовольствие, хотя Артуру было всё равно, что пить, лишь бы алкоголь. Да, Артур любил выпить, но будучи чиновником в Министерстве, постоянно отказывал себе в удовольствии, которое, к тому же, было ещё и не дёшево. А лишних сиклей наличных денег в большой семье с растущими, вечно голодными, но не голодающими сыновьями, никогда не водилось. Теперь Артур постоянно предпочитал огневиски, но ни крохи рассудка, которых не осталось, а какой-то животный инстинкт подсказывал, чтобы не оговаривать сына за это «сладкое омерзение» - вино.
Старина Артур и вправду стал совсем стариком, потеряв жену и любимую дочь, тогда-то у него и появились первые признаки сумасшествия - он всё пытался после своей низкооплачиваемой, но очень геморройной работы, целыми вечерами и ночами, изготовить мясной пирог. Но, разумеется, Артур только зря переводил продукты. Сначала он с сожалением отмывался от теста и фарша, выбрасывая жалкие останки кулинарных потуг в самопоглощающее ведро, потом с сожалением, что тратит деньги «не на то», как он говаривал. Вскоре он бестрепетной рукой отправлял месиво в ведро, задумываясь лишь о том, что «вот, опять не получилось», а однажды ночью, когда по дому чуть ли не ветер гулял из-за не в меру холодного и продувного декабря, так страшно разозлился, что всадил кухонный нож себе в руку, раз она такая неумелая.
Артура госпитализировали с многочисленными порезами и ранами на всём теле - так он разошёлся, что и боли не чувствовал. Когда колдомедики заметили анальгезию* пациента во время частых перевязок, они провели с ним небольшой психиатрический тест. Результаты его оказались столь плачевными, что потом к делу подключили специалиста - целителя душ. Его работа с пациентом явно показала отсутствие хоть капли рассудка у больного. Всё заполонила метель безумия, покрыв в одну ночь голову Артура белым покровом, тем, что, появляясь однажды, больше не тает. Буйствовать после полугода в отделении для умалишённых в том же Святом Мунго его отучили за несколько избиений и навсегда. Какими мерами, никому из сыновей, разумеется, не рассказали, но результат был налицо. Так и выписали его, спокойного и абсолютно безумного, на поруки двух сыновей - Билла и Джорджа. Чарли в то время был у себя в Румынии, и его не стали зря беспокоить.
С тех пор отрадой Артура стали покупные мясные пироги, которые от не отличал больше от домашних, в очень много, да в сотню раз более вкусных пирогов Молли, хоть и были они раза в три меньше пресловутых, в прямом смысле слова, умопомрачительных пирогов жены. Да ещё одна радость была в жизни Артура - бессвязное лепетание, заменявшее ему обычную речь, для него же это были разговоры с живой и невредимой супругой по вечерам, словно вернувшись с работы из Министерства, за уплетанием огромного количества этих «заменителей» мясных пирогов Молли. Настоящий вкус пирогов, сведших его с ума, Артур после лечения в клинике напрочь забыл. Больше до детей ему дела не было никакого. Он даже совсем забыл и Фреда, и свою так сильно любимую когда-то радость и надежду - единственную дочурку Джинни.
Старший мистер Уизли ожирел, облысел, шрамы глубоко впечатались в кожу и переплелись с многочисленными морщинами, составив в итоге некое жутковатое подобие татуировки на расплывшемся теле. Но пирогами мистер Артур Уизли питаться не переставал, хотя иногда по привычке, впрочем, совершенно излишней и ни к чему не приводившей, Билл уговаривал отца поесть жареной брокколи или цветной капусты в сухарях или чего-нибудь ещё столь же лёгкого и вкусного. Того, что считал вкусным, того, чем питался сам, будучи вегетарианцем, что не сказывалось, вопреки расхожему мнению, на его любвеобильности.
Но с отцом, милым, мирным, сумасбродным, безобразным стариком - первая и единственная вспышка безумия оказалась столь яростной, что даже лицо его было в шрамах - настойчивым быть ни в коем случае нельзя. Ведь известно, что у умалишённых магов понижена резистентность организма к любого рода повреждениям - духовным ли или физическим, без особой разницы. Главное - не травмировать их вообще. Спокойная, растительная жизнь, желательно, обычная, домашняя, со множеством глупых правил и привычек - их удел до самой смерти. Течение их болезней не меняется с годами ни в какую сторону. Они постоянны, они смирились. Болезнь уже прошлась по ним медленным и неотвратимым паровым катком и примирила их со всеми невзгодами жизни…