Звезда Аделаида - 2

… Только буйнопомешанные, находящиеся на попечении родственников в закрытом, специализированном отделении клиники имени святого Мунго, не могут смириться с таким существованием, но они вообще ни с чем не мирятся в своих замкнутых мирах, примыкающих к самым пределам солипсизма. Там существуют либо насилие, причём в обеих своих ипостасях - страха его, либо желания, либо панические страхи всего и вся, либо душевная боль, от которой такие больные постоянно плачут, либо постоянная сексуальная неудовлетворённость…

Они не смиряются, как та же мисс Гермиона Грейнджер, которой всё время мерещатся черти и сам Сатана. Её не понимают в магической клинике и не зовут англиканского пастора для отчаянного, исступлённого покаяния и каяния во всех смертных грехах, которые она никогда не совершала. Но ей мнилось, что она убила свою мать, совратила отца, украла много-много денег, пожелала чужого мужа и почему-то некий скот и рабов, плюнула на распятие и постоянно божилась, упоминая имя Божье всуе. В действительности же Гермиона осталась безгрешной, пережив своего жениха, мученика Рональда Уизли, и так и не подарила ему ни одного поцелуя. «Всё только после свадьбы», - говаривала она строго, бывало, пробовавшему распускать руки, Рону.

Гермиона просто загадала, что должна сдать выпускные, как и все предыдущие годовые работы и тесты, а, главное - запомнившиеся ей Т.Р.И.Т.О.Н., нецелованной девственницей. Ведь отношения с Роном у неё наладились окончательно только под Рождество последнего курса… Когда они и были похищены Пожирателями на первой же прогулке в новом году вокруг замёрзшего у берегов озера.

Они и в застенках Волдеморта, покуда могли говорить, вспоминали эту прогулку, как самое счастливое событие в их коротких жизнях. Однажды, пока они ещё не были запытаны до того, что их приходилось уволакивать за ноги самим же Пожирателям, мучавшим их, обратно в камеру, Гермиона пала духом. Она была уверена, не зная о практической неприкосновенности женщин в присутствии Волдеморта, что рано или поздно её изнасилует множество похотливых самцов. Потому-то однажды после сессии пыток откровенно предложила себя Рону, любимому. «Я хочу, чтобы ты стал моим первым. Знай, сколько бы ихне было, ты останешься единственным. Они скоты, а ты - мой и только мой. Возьми меня, пока не пришло их время», - уговаривала она почти бездыханного Рона с каждым раундом пыток всё отчаяннее. Но Рона, в отличие от девушки, пытали более жестоко. Просто знали, что он физически сильнее. Его мутило при одной мысли, что надо трахаться, ведь любое движение причиняло его измученному, изрезанному телу массу невообразимой боли.

Потом… Однажды увели Рона, но его не вернули. Напротив, пришли за ней. Гермиона поняла, что этослучится через пару минут, и ей стало страшно до дурноты. Её стошнило прямо, когда она стояла в Круге. Когда произнесли черномагическое заклинание Деревянной Пилы и палочкой нацелили его на руку девушки, она сначала не поняла, что это за слова. Гермиона, хоть и была умницей, но не настолько хорошо разбиралась в Тёмных Искусствах. Потом стало неприятно, затем больно… Очень… Слишком больно… Она кричала и кричала, но боль возрастала с каждым медленно тянущимся мгновением, словно время резиновое, и кто-то злой добавил к минуте по часу. Нет, она даже не потеряла сознание. Когда она увидела… свою руку по локоть с ещё шевелящимися в судороге пальцами на полу в луже крови, к ней подошёл печальный Ангел Смерти с бездонными чёрными глазами и огромными полураскрытыми крылами, прошептал что-то над обрубком и… ушёл к трону, на котором сидело Чудовище в причудливых багряных средневековых одеждах.

Было бы лучше и… гуманнее, если бы ей отпилили голову… Но на то уж он и Тёмный Лорд, чтобы наказывать если не в течении получаса, в страшных муках, как Рона, то на всю оставшуюся жизнь…

Ныне мисс Грейнджер находится на попечении матери, так и оставшейся жить и работать в маглесе, но перебравшейся из Австралии поближе к дочери, в Глазго. Там жизнь подешевле, чем в одной из самых дорогих столиц мира. Молодого ещё, сорокавосьмилетнего отца хватил первый, он же последний, инфаркт при известии о судьбе дочери. А дочь тем временем просто колют снотворными, чтобы она не так неистово билась об обложенные матами стены и пол палаты. Чтобы не старалась бы пробиться всем немереным, стократ усиленным бесильней магическим потенциалом, сквозь зачарованную, невидимую её глазам с расширенными зрачками, решётку на окне. И чтобы не так жутко, с плачем и подвизгиваниями, завывала, заводя других пациентов. Но и во сне её преследуют картины босховского ада и воспоминание о пришедшем вторично, чтобы увести её в Преисподнюю живой за её смертные грехи, Ангеле Смерти, черноволосом, с пустыми, выражающими только вселенскую печаль, чёрными, как сама Смерть, глазами и невыразимо бледным ликом. Вот уж где таится поистине жуткое воспоминание!

Но он ушёл… тогда, что б возвратиться однажды в третий раз и забрать Гермиону с собой, заслуженно увлекая её в недра ужаса и вечной боли…