- Понял я всё и запомнил, а насорю я на полу опочивальни твоей, но не во дворе, ибо не хотелось бы мне привлекать излишнего внимания рабов, по двору ходящих, ко действиям своим, дабы не злословили они… после ночи сей о Господах премного и превратно, дабы не поняла супруга твоя младая, бесчестная, где проводил ты время, по закону отведённое ей. Но закон сей неписанный относится только к девам целомудренным, невинность свою соблюдавшим до ночи первой с супругом своим законным, так что не будем больше о нечестивице. Воспою же я тебе сегодня в ночи песнь особую, когда любить меня станешь ты. Сочиню я словеса многие, ибо уже в миг сей рвутся из сердца моего они, прекрасные, для оды превосходной, не побоюсь показаться хвастливым, в честь твою, возлюбленный брат мой.
Что же до зелия, знай - когда-то хотели камору для рабов построить из древа сего, ещё свежесрубленного, крепкого, но мы с высокорожденным отцом нашим отправились вновь, собрав наш легион отменно храбрый, воевать кого-то - уж не упомню, кого. Молод я был, ещё легионером воевал, но не всадником. Так и остались рабы наши в прежних, тесных уже каморах, столь много полонинников и полонянок приводили мы из походов. Но ведь была ещё комната большая для рабов в самом доме, та, что занимаешь теперь ты, о кровь живого сердца моего. Ты бы приказал, всё же, построить две каморы для ютящихся в тесноте и обидах раб…
- Я уже перед походом распорядился о сём, но Фунна, наш распорядитель имения, не поспешил убрать сгнившие брёвна со двора и приказать нарубить нового лесу, но сейчас, если ты заметил, во дворе стройка.Однако на моё счастие несколько старых брёвен всё же завалялись в самом дальнем углу двора обширного. Но всё же времени у нас мало, так будь краток, брат.
- Прости, о Северу-ус, за многословие моё глупое, неразумное! Верно, совсем не в себе был я, что не заметил строящиеся каморы и гору обструганных дерев. Скажу лишь, что на церемонии свадебной твоей, должно быть превосходной и красочной, присутствовать не велел мне сам высокорожденный отец наш, не ведающий пока об исцелении чудесном моём от безумия страшного. Но, и узнав, уж не передумает он - знаю я характер отца… нашего. Значит, остаюсь я в доме из Господ один, лишь с мачехою моею, коя приболела весьма и печалуется, должно быть, более меня, ибо почитает тебя за сына единородного. У неё в последнее время почасту и подолгу живот вельми болит. Так что не обессудь, о северный ветер мой, но к дому невесты ты пойдёшь только с высокорожденным отцом… своим и, конечно же, друзьями, как заведено на свадьбе ромейской. Я же соделаю всё, как прочёл в мыслях твоих и запомнил со слов твоих, и зелие готово будет много ранее появления твоего с молодою… и, верно, прекрасною супругою твоею.
Последние слова далось Квотриусу с большим трудом.
Но он оживился внезапно, будто бы переключившись на мысль иную радостную - да так оно и оказалось.
Глава 78.
- С твоего позволения, о Господин дома, прикажу я кухонным рабам приготовить для нас обоих жареной рыбы. Это - редкое блюдо здесь, на Альбионе, и оно никогда не подаётся на патрицианских пирах, хотя реки земли плодородной и моря, омывающие остров сей, полны самой разной рыбы. Когда бывал я в Марине - прибрежном то ли селении, то ли совсем захудалом городишке, видел я сети рыбацкие и отовсюду доносился запах рыбы, свежевыловленной ли или уже жарящейся. Признаться, сначала мутило меня с непривычки от запахов тех, но после, уже возвращаясь в Сибелиум, подумал я что хотел бы вкусить сего яства необыкновенного. Затем и пошёл - единый раз! - в таверну, думая что хоть здесь, среди путан солдат и плебса обрету желаемое, но… не судьба была мне тогда испробовать плебейской пищи, хотя спросив у хозяина таверны, узнал я, что жареная морская рыба из Марины появляется время от времени на столах его заведения. Но не ходить же мне в грязную таверну ежедневно, становясь её завсегдатаем! Однако я-то знаю, что любишь ты рыбу речную - карпа с имбирём в сметанной приправе, и не спрашивай меня, откуда. Считай, прочёл я в разуме твоём давнее желание твоё побаловаться рыбкой. Карпов в нашем полноводном, ещё не замёрзшем Кладилусе, полным-полно. Видел я, будучи на на торжище, свежую жирную рыбу сию.
Просто здешние патриции по заведённому, древнему, ещё италийскому обычаю считают рыбу едой плебса, рабов и кошек. Но ночью нашей будем мы, когда никто не увидит нас, обязательно будем трапезничать карпом - любимою рыбою твоею. А после, насытившись яством излюбленным, ты снова и снова будешь желать меня, ибо уверен я, что соскучишься ты по мне, весь день будучи рядом с женщиною нечестною, коя по праву не приглянулась тебе. Забочусь я лишь о животе её, бесстыже огромном…
- Нет уж боле похабного живота сего, могущего очернить меня даже в глазах высокорожденных патрициев, на действо сверчков гнусное приглашённых, ибо Абортирующее зелье сварил я в тот день, когда ты, безумец ещё, выступил в защиту чести моей. Но не будем боле о женщине сей, не хочу её… ни с животом ни без оного…