Звезда бегущая

Продолжение было самое обычное, заурядное. Бюро разработало мероприятия, должные довести качество машины до уровня, действительно соответствующего Знаку качества, директор утвердил их приказом, а когда мероприятия стали согласовывать с различными заводскими службами, все застопорилось и уже целый год не двигалось с места. Приказ приказом, а мероприятия шли вразрез с теми указаниями и всякими другими приказами, которыми руководствовались службы, и они не подписывали документацию. Отдел металлов и отдел материально-технических нормативов не подписывали, потому что увеличилась металлоемкость, отделы главного сварщика и планово-производственный — потому что увеличивались трудозатраты, а еще не было разговора в отделе главного технолога, в отделе экономических обоснований. А уж какое там увеличение металлоемкости, какое увеличение трудозатрат — смех один! Стороннему наблюдателю ясно, что формальность все это, а вот однако же! Ни с места, и все!

Боголюбов еще говорил, Ладонников перебил его:

— Так. Ну, мне ясна ситуация, так. Только мне непонятно: я-то тут при чем? Какое все это имеет отношение ко мне?

— Ну, ведь вам очевидна вся нелепость этого сопротивления нашим мероприятиям? — не ответив на его вопрос, спросил Боголюбов. — Вроде бы борются за экономию металла, за снижение трудозатрат, а по сути-то — прогрессу мешают! Ведь если бы там на тонны счет, так ведь нет, на килограммы буквально. И трудозатраты — около двадцати нормо-часов на весь экскаватор увеличение, это мизер, две с половиной смены одного рабочего!

— Видимо, видимо… Так наверно, нелепо, — согласно покивал Ладонников. — Но только вы мне объясните; все-таки, какое это имеет отношение к моей лаборатории? Хотите, чтобы мы расчеты сделали, на каких-то других узлах металл сняли?

Боголюбов отрицательно замахал руками.

— Нет, Иннокентий Максимович, нет, помилуй бог. Что могли, мы уже сами сняли. А фундаментально все заново обсчитывать — это нереально, машина в серии, об этом и речи нет. К вашей лаборатории как таковой мой разговор — никакого отношения. К лаборатории — нет. Лично к вам. Ваш авторитет нужен. Ваш вес. Ваше слово как ученого. Вы уж меня извините, у нас с вами никаких раньше контактов, а я так сразу… но такая уж вот ситуация критическая…

Ладонников смотрел на него и думал: кто он — полный наивняк, за какого и можно принять, судя по его простофилистому лицу и этим ясно-чистым глазам, или же матерый авантюрист, ловко маскирующийся своей внешностью? И то может быть, и другое. Хотя наивняки в его годы в замы начальников бюро не выбиваются. Разве только семи пядей во лбу. А впрочем, и тут все может быть.

— Я все-таки не понимаю, — сказал он, вклиниваясь в паузу в боголюбовской речи. — Ситуация критическая у вас, я к ней не имею ни малейшего касательства, а пришли вы ко мне. Я люблю ясность, знаете. А слова про авторитет, про вес… У Тимофеева — вот у кого вес и авторитет. Его и нужно привлекать, раз вы с Мишиным на своем уровне не можете вопрос решить.

Тимофеев был главным конструктором, Мишин — начальником Боголюбова, у него, у Мишина, ходил Боголюбов в замах, вот уж с кем-кем, а с Мишиным-то Ладонников прекрасно был знаком, чертову уйму работы вместе провернули, пуд соли верный вместе вычерпали, и, помянув его сейчас, Ладонников так вот заглазно как бы укорил его: есть если действительно какая-то нужда в нем, сам бы и подошел, кому и подходить, как не самому.

Но то, что Боголюбов ответил ему, удивило Ладонникова, и, пожалуй, впервые со времени вчерашнего ночного звонка у него появился интерес ко всей этой истории.

— Видите ли, Иннокентий Максимович… — сказал Боголюбов, глядя на него слишком уж пристально и как-то слишком медленно выговаривая слова, — видите ли, я сейчас занимаюсь данным вопросом по личной инициативе, без ведома Мишина. Мишин поставил на нем крест, и не в малой степени, вы прямо в яблочко тут попали, из-за позиции Тимофеева. Конечно, как только начались всякие сложности, мы прежде всего к Тимофееву пошли. К нему, естественно. И он нас практически не поддержал. Предложил остаться в пределах прежних норм. А это нереально.

— Нет, ну почему нереально, — перебил Ладонников. — Реально, если пройтись по всем узлам, все заново просчитать. Время только нужно. Другое дело, что вы не имеете такого времени.

Боголюбов обрадованно взмахнул руками.

— Ну, конечно! Именно. Этот обсчет сейчас в десять раз дороже обойдется, чем то удорожание, которое наши мероприятия дадут. Я обо всем об этом в нашу многотиражную газету написал. В завтрашнем номере уже публикуют. Тимофееву, само собой, придется вернуться к обсуждению ситуации. Надо же реагировать. И вот я бы хотел просить вас принять участие в обсуждении. Все-таки вы ученый, в отличие от нас от всех у вас определенная репутация. Просто, собственно, выскажете свое мнение. А то ведь вон Скобцев во вчерашнем номере черт-те чего через пять лет не обещает — и то на уровень мировых стандартов поднять, и се. А что через пять лет, когда уже сейчас половину того реализовать можно!