Звезда Берсеркера

— Ну и идиот же вы! — в сердцах воскликнул капитан. — А вообще-то я могу вам доверять? — Ханус наполовину скрылся в шлюпке, шаря руками по пульту управления. Когда он, наконец, вышел оттуда, глаза его светились как у сумасшедшего. — Слушай и смотри сюда, — налетел он на Херрона. — Эта кнопка приводит двигатель в действие. Я настроил все таким образом, чтобы шлюпка вышла в район основных космических путей и начала там посылать сигналы бедствия. Вполне вероятно, что кто-нибудь подберет ее там. Запомни: все устройства управления уже установлены. Осталось только нажать эту кнопку, и активатор будет запущен…

В этот момент корабль был атакован абордажной группой берсеркера. Их шлюпка с невероятным громоподобным грохотом ударилась о борт корабля. На какую-то секунду искусственная гравитация была нарушена, одновременно погас свет. Правда, нормальная работа бортовых систем тут же восстановилась. Херрона отбросило в сторону, от его самоуверенности не осталось и следа. Он молча наблюдал за тем, как капитан, поднявшись на ноги и пошатываясь так, словно он спал на ходу, снова задраил люки таинственной шлюпки и заковылял по направлению к своему отсеку.

— А какая у тебя здесь функция? — спросила машина Херрона.

Он непроизвольно опустил на стол вилку и молча уставился на нее, однако тут же воспрянул и обратился к машине со встречным вопросом:

— А знаешь ли ты, что такое КультБюро? Это скопище идиотов, которые отвечают за развитие искусства на Земле. Некоторые из них, впрочем, так же как и многие другие дураки, считают меня великим художником. Они боготворят меня. Когда я изъявил желание покинуть Землю на этом корабле, они сделали все, чтобы оно стало реальностью.

— Я хотел уехать потому, что все, имеющее хоть какую-то подлинную ценность, сейчас увозится с Земли. Кстати, добрая часть этих вещей находится на нашем корабле. Все, что осталось на этой планете, — это стадо животных, бездумно размножающихся и умирающих, не знающих ничего, кроме непрерывной борьбы…

— А почему ты не попробовал сопротивляться или хотя бы спрятаться, когда мои машины взяли корабль на абордаж?

— Потому что не видел в этом никакого проку.

Когда абордажная команда берсеркера вломилась через входной люк корабля, Херрон как раз устанавливал свой мольберт в помещении, которое, судя по всему, являлось малым выставочным залом. Он прервался, чтобы посмотреть на снующих мимо него незваных посетителей. Одна из человекоподобных металлических машин — как раз та, устами которой с ним сейчас разговаривал берсеркер, — остановилась и уставилась на него, сверкая своими линзами. Остальные продолжали стремительное продвижение к тому отсеку, в котором размещалась команда корабля.

— Херрон! — неслось по внутренней связи. — Попробуй, Херрон, ну, пожалуйста! Ты же знаешь, что делать! — Голос Хануса прервался. Послышались лязгающие звуки и выстрелы, раздались проклятия.

«Знаю, что делать, капитан? Так ты говоришь? А что, действительно знаю», — подумал про себя Херрон. Встряска, полученная при виде того, что случилось с кораблем, и реальная возможность скорой смерти вдруг пробудили в Херроне интерес к жизни Он с любопытством разглядывал непривычную для глаз фигуру захватившего его робота, содрогаясь от ощущения нечеловеческого холода, который исходил от металлической поверхности машины и здесь, в теплом помещении, казался особенно неуместным. Осмотрев пришельца, Херрон повернулся к нему спиной и начал набрасывать на холсте изображение берсеркера, стараясь ухватить не внешние формы, которых он никогда не видел, а передать свои представления о том, что творится внутри этого гигантского чудовища. Он ощущал неподвижную мертвенность его всевидящих линз, как раз в это мгновение сверливших его спину своим пронзительным взглядом. Чувство, которое Херрон при этом испытывал, как это ни странно, было даже приятным — словно лёгкое покалывание первых, еще прохладных солнечных лучей.

— Что такое добро? — спросила машина Херрона, стоя на камбузе рядом с ним. Херрон все еще пытался заставить себя есть.

— А ты можешь мне сказать? — хмыкнул он.

Машина поняла его буквально.

— Делать добро — значит способствовать тому, что люди называют смертью. Уничтожать жизнь — вот что такое добро.

Херрон просунул почти полную тарелку в окошко мусоропровода и поднялся.

— Насчет того, что жизнь ничего не стоит, ты почти прав. Но даже если бы ты был прав совершенно, я все равно не понимаю: зачем столько энтузиазма по этому поводу? Да и смерть вряд ли заслуживает подобного восхваления. — Собственные мысли удивили Херрона не меньше, чем полное отсутствие аппетита.

— Я совершенно прав, — произнес робот.

Наступила продолжительная пауза. Херрон, казалось, размышлял о чем-то, хотя в действительности в мозгу его в этот момент не было ни единой мысли.

— Нет, — наконец произнес он, приготовившись получить удар в наказание за свою строптивость.

— А в чем я, по-твоему, ошибаюсь? — спросила машина.