Звезда Чернобыль

В доме появлялись все новые люди, интересовались, как идут поиски, иногда приносили новости. Однажды кто-то привел американца, ассистента профессора Роберта Гейла, американского специалиста по пересадкам костного мозга, работавшего в клинике Гуськовой. Американец явно осторожничал и почти ничего о чернобыльцах не рассказывал. Но зато он много говорил об опасностях ядерной войны. Диссиденты слушали его вежливо, предоставляя Анастасии задавать вопросы. Не выдержала она сама.

– Неужели вы не понимаете, что меня интересуют сегодня не предполагаемые ужасы третьей мировой войны, а положение облученных сейчас, в мирное время. Меня не надо агитировать за мир и разоружение. Я сама коммунистка, директор школы, и эти вот ваши истины каждую неделю слушаю на наших школьных политических занятиях из уст пионеров и комсомольцев. Меня интересует то, для чего вас пригласили в Москву – судьба этих и других облученных.

Американец улыбнулся, пытаясь скрыть неловкость, и вдруг заговорил совсем в другом тоне.

– Как вы думаете, для чего меня пригласили в Москву? Меня, доктора Гейла, других врачей и большого друга вашей страны Армана Хаммера? Это только для нас, врачей, чисто научный визит, но не для вашего правительства, не обольщайтесь. Наши советские коллеги могли бы справиться и без нас. В этой области они вполне на нашем уровне – такие же невежды, как и мы. Честно говоря, я вообще не уверен, что при данной форме лучевого поражения необходимы эти пересадки костного мозга. Раз уж вы, коммунистка, советский педагог, заговорили откровенно, я тоже отвечаю вам откровенностью. По моему мнению, наше пребывание здесь имеет скорее политический характер. Ваше правительство допустило эту катастрофу, а теперь пытается преподнести ее как общую беду всего человечества. Тогда им и отвечать не за что. Таинственный атом, что с него возьмешь!.. Вот почему они нас сюда вообще пустили – для собственного алиби. Мы, врачи, тоже знаем очень мало. Это здесь в Москве триста больных из Чернобыля, а сколько в Киеве? Нам не говорят. Могу лишь сказать вам, что медики должны наблюдать в течение многих лет всех, кто попал под сильное облучение в первые дни аварии. Таких людей около ста тысяч, по нашим данным. Больше я ничего не могу вам сказать.

Каждый вечер Анастасия и Наташа проводили целые часы у приемника, слушая западные станции. Сообщения их были осторожными, но чувствовалось, что говорившие в эфир сами имеют куда более тревожную информацию, чем решаются сообщить советским радиослушателям, не имеющим почти никакой. Анастасию поразило, что западным гражданам разных стран давались рекомендации о том, как вести себя в условиях повышенной радиации, чего избегать, что не употреблять в пищу. Наташа записала советы западных врачей на магнитофон, а потом они с Анастасией до утра их перепечатывали несколько раз на машинке, сменяя друг друга. Старенькая «Олимпия» Наташи брала лишь четыре копии, но за ночь они сделали десять закладок и получили сорок копий. «Вот бы видела меня сейчас Анна? – подумала Анастасия, сидя в наушниках за магнитофоном и машинкой. – Чем не диссидентка?» Но она делала эту работу лишь потому, что это было нечто практически необходимое и полезное многим людям. Никаких политических воззваний она бы печатать, конечно, не стала. «Каждый человек имеет право получить информацию, оберегающую его здоровье. В этом нет никакой политики», – говорила она себе.

Наконец, ей сказали, что, похоже, удастся устроить свидание с одним из больных чернобыльцев в клинике Гуськовой. Помогли хлопоты Наташиных друзей. Санитаркой в отделении чернобыльцев работала бабушка одного из знакомых Наташи. Она-то, пожалев «бедную учителку», разыскивающую сестру, велела передать ей, чтобы приходила в воскресную ночь, когда будет ее дежурство, – проведет и познакомит «со своими больными».

За полночь один из новых знакомых подвез Анастасию к шестой больнице. Какими-то закоулками он привел ее во двор отделения, где им добрых полчаса пришлось поджидать старушку-санитарку возле больничной помойки. Наконец она вышла из какой-то полуподвальной двери с двумя мусорными ведрами в руках.

– Ай, давно дожидаетесь? Ну, идите за мной. Вот халат, наденьте прямо тут. А коли остановят, то отвечайте на иностранном каком языке – постесняются расспрашивать, поди. А вы тут оставайтесь! Вот тут, у забора, в тенечке за кустиками схоронитесь и дожидайтесь нас назад.

Анастасия облачилась в белый халат и пошла за старушкой.

Встреча происходила в дежурной комнате отделения. Анастасию провели туда через служебные помещения и кухню: больных «лучевкой» днем и ночью тщательно охраняли от контактов с посетителями.

Анастасия довольно долго сидела на диване и ждала, волнуясь и обдумывая вопросы к больному.