Звезда Даугрема

Часть монашек и самых пожилых монахов в это время занимались устройством женщин и детей, почти всех мзумцев. Те из кеманцев, что успели бежать под защиту монастырских стен, пополнили маленький гарнизон джуджей, доведя, таким образом, общее количество защитников до двухсот человек.

— Аинэ! К тебе пришли! — со смехом проговорила рыжая Лиана, указывая на двери. Молодые послушницы захихикали, но тут же съежились под грозным взглядом Наиры.

Аинэ вздрогнула, подняла голову. Бросила умоляющий взгляд на Наиру. Монахиня кивнула, пряча улыбку, и послушница пошла к входу в подвал, изо всех сил стараясь идти степенно и не улыбаться.

— Нэя акер Зезя, акер Ахрр! — услышала она приветственное порыкивание, исходившее от плеч Зезвы Ныряльщика. — Зезя хрр Нэя!

«Нэя, — думала Аинэ, — это так зовет меня маленький пушистик Архр.» Медвежонок, мхец. Комочек меха, что грел потерявшего сознание Зезву до тех пор, пока несколько джуджей во главе с Абессаломом Весельчаком не наткнулись на них, в очередной раз прочесывая ельник.

Аинэ подошла к небритому и мрачному, по своему обыкновению, Ныряльщику, улыбнулась ему, протянула вперед руки, и Медвежонок с довольным урчанием обхватил девушку лапами, заурчал, устраиваясь на груди.

— Он тебя любит, — с неожиданной теплотой в голосе сказал Зезва.

— Тебя он любит больше, — возразила Аинэ, гладя мхеценыша по макушке. Затем девушка не выдержала и подняла на Ныряльщика свои морского цвета глаза. О, Дейла, он опустил взгляд…переступил с ноги на ногу! Аинэ вспомнила бессонную ночь, проведенную возле кровати Зезвы. Вспомнила, как метался в бреду небритый грубиян. Бледные лица Каспера и отца Кондрата, не отходивших от постели друга. И Медвежонок, которого было невозможно оттащить от раненного. Так они и лежали — стонущий в беспамятстве Зезва и тревожно урчащий мхеценыш. Аинэ плохо помнила, что происходило вокруг нее. Два дня, пока боролся со смертью ее небритый рыцарь…Ее небритый рыцарь. Лишь позже девушка узнала, что только половина джуджей вернулась из роковой разведки. Лишь потом ей рассказали, как погибли Зуб и еще четверо карлов, прикрывая отступление товарищей. Встали спина к спине, яростно выкрикивая оскорбления. Как пали один за другим все четверо солдат Принципата Джув, а последним — насмешливый джуджа Зуб, перед смертью раскроивший череп очередного ыга, и тут же рухнувший на тела товарищей. Как лишился двух пальцев на руке Абессалом Весельчак, защищая Зезву и Медвежонка от нагнавших их ыгов. Как вернулся с подмогой Геронтий, как изрубили в куски группу ыгов, расправившихся с Зубом. Как кричал непристойности враз постаревший Гус Орлонос, как несли на своих плечах Зезву брат Кондрат и Каспер. Все это Аинэ узнала три дня спустя. Потому что она видела лишь бледное лицо Зезвы, жила в его комнате, вытирала холодный пот с лица, кормила Медвежонка с ложечки, и категорически отказывалась идти отдыхать. А еще был страх. Удушающий, липкий, страшный. Когда нескончаемые полеты стрелы сдавливают грудь тяжелым смертельным камнем. Когда не хочется ни есть, ни спать. Лишь страх. И неистовые, исступленные молитвы Дейле, на коленях у кровати то затихающего, то снова мечущегося в горячке Зезвы. «Дейла, матерь-богиня, руки твои, словно жизни лучи… жизни лучи… Дейла… матерь-богиня… пусть Зезва выживет… пожалуйста… я же не прошу многого… жизни лучи…».

Медвежонок заелозил на груди Аинэ, уткнулся лицом в щеку девушки.

— Акер тати…тати…

— Постоянно вспоминает отца, — тихо сказал Зезва. Лицо Ныряльщика по-прежнему было бледным, но на ногах он держался крепко.

Аинэ опустила глаза.

— Как ты себя чувствуешь, рыцарь?

— Замечательно.

— Я… — Аинэ прижала к себе Медвежонка. — Я… есть ли вести от Каспера?

— Нет, — еще сильнее помрачнел Зезва.

— Уже второй день пошел, как он уехал вниз, в Даугрем! Неужели что-то случилось?

— Не думаю, — ответил Зезва, тщетно пытаясь придать своему голосу уверенность. — Дорога свободна, он не мог не доехать!

— Почему же не возвращается? Где помощь от тевада Мурмана? Что вообще происходит? Кто штурмует наш монастырь? Это же ыги, да? Или барады? Это что же, они перешли границу, да? Но как же так, ведь так нельзя! Это…это война, Зезва, война?

Ныряльщик угрюмо молчал. Аинэ еще некоторое время вглядывалась в его лицо, затем невольно засмеялась, потому что недовольный отсутствием внимания Медвежонок поцеловал девушку в щеку, неумело, по-детски, но настойчиво, с требовательным урчанием.

— Я пойду, — наконец, проговорил Зезва, — мне нужно на стены, затем с Геронтием разговор. Ты…

Ныряльщик запнулся, чуть прищурился, смотря Аинэ прямо в глаза. — Пусть Медвежонок побудет с тобой.

— Нах-рр! — мхеценыш мгновенно прыгнул на плечи Зезвы, заставив того беспомощно улыбнуться. Аинэ засмеялась одними глазами, затем вдруг сжала руку рыцаря.

— Береги себя.

Зезва кивнул и стал подниматься по лестнице, чувствуя взгляд Аинэ на спине. Медвежонок заерзал на плечах.

— Зезя…

— Что, малыш?

— Нэя акер Зезя…хрр!

— Согласен. Не ерзай.