Словно они были знакомы целую вечность, женщины уселись за столик и занялись одновременно и ужином, и историей Марианны. Никогда еще фаворитка Императора не чувствовала себя так легко и свободно. Теперь она спешила высказать все этой странной старой деве, чьи полные лукавства голубые глаза смотрели на нее с неподдельной симпатией. Слова сами текли рекой. Ей казалось, что, рассказывая все пережитое Аделаиде, она сообщала это также и духам, обитавшим в старом доме. Это всем прошлым Ассельна исповедовалась она, одновременно ощущая, что вся накопившаяся желчь и злоба уходят, как болезнь после приема лекарства. Единственное опасение: Аделаида посчитает ее не в своем уме. Но старая дева была другого мнения. Она удовольствовалась тем, что, когда Марианна закончила, похлопала лежащую на столе руку своей юной кузины и вздохнула:
– А я еще думала, что прожила увлекательную жизнь! Если вы и дальше будете так продолжать, мое дорогое дитя, я не знаю, куда вы дойдете! Но как интересно будет следить за вами.
Почти боязливо Марианна подняла глаза и спросила:
– Вы не возмущены? Вы не осуждаете меня? Я боюсь, что не очень дорожила своей честью!
– Вы не могли поступить иначе! Впрочем, в действительности пострадала честь леди Кранмер. Марианна же д'Ассельна довольствовалась влечением своего сердца. Вы не хотите, чтобы я оплакивала честь англичанки? Или особенно ее унылого супруга?
Она встала и отряхнула с платья прилипшие крошки. Затем, задумчиво глядя на молодую женщину, спросила:
– Этот американец… вы уверены, что не любите его?
Что за глупость взбрела в голову Аделаиде? Откуда этот явно нелепый вопрос? Неужели она не поняла того, что говорила Марианна, или у нее какое-то особое представление о Язоне? На мгновение в уютном салоне возник образ моряка, принесший неистовое дыхание океана, но Марианна отогнала его прочь.
– Любить его? Как я смогла бы? Теперь я чувствую к нему дружеское расположение, даже признательность, но я же вам сказала, кого люблю.
– Конечно, конечно! Когда долго смотришь на солнце, потом не видишь ничего, даже в самой себе!.. Я не знаю, отдавали ли вы себе отчет в этом, но вы описали мне человека невероятно соблазнительного. И если бы я была на вашем месте…
– Ну и что?
– Ну и что? Я думаю, что я заплатила бы карточный долг вашего тупого супруга! Только ради того, чтобы ощутить его близость! Он должен уметь любить, этот ценитель моря, и он, безусловно, безумно влюблен в вас!
Внезапно она разразилась смехом, увидев ошеломленное лицо Марианны, спрашивавшей себя, не ослышалась ли она, и вскричала:
– Не смотрите на меня так! Можно поклясться, что вы увидели дьявола! Узнайте же следующее, моя красавица: я вовсе не та старая дева, какой вы меня представляете… и в смутные времена было много хорошего, поверьте мне! Без Революции я была бы еще канониссой одного очень благородного монастыря, но, возможно, умирала бы от скуки! Благодаря ей я смогла открыть, что в добродетели совсем не столько очарования, как это принято говорить, и у меня осталось несколько благоухающих воспоминаний, о которых я поведаю вам на досуге, когда мы лучше узнаем друг друга. Запомните только одно: у членов нашей семьи всегда была горячая кровь. И вы не составляете исключение!.. На этом желаю вам доброй ночи!
Прогреми гром над головой Марианны, он не ошеломил бы ее больше. Ей открылось, что ее представление об Аделаиде соответствовало только половине правды и что нужно все начинать сначала. Простого упоминания о Бофоре оказалось достаточно, чтобы он укоренился в сознании Марианны, которая, однако, упорно старалась избавиться от этого наваждения. А, собственно, почему?.. Удивительное сомнение овладело Марианной. Смогла ли бы она полюбить американца? Решительно, она была еще слишком молода и ей многое предстояло узнать!.. Но когда м-ль д'Ассельна направилась уверенным шагом к ведущей на кухню лестнице, она остановила ее:
– Позвольте… куда вы идете?
– В подвал, дитя мое. Я забыла сказать вам, что он сообщается с подвалом дома мадам Аткинс. Обстоятельство, которое я открыла совсем недавно, но нашла весьма удобным с тех пор, как вы поменяли замки! Спокойной ночи.
Она снова двинулась в путь, но Марианна остановила ее криком:
– Кузина!
Это было только одно слово, но оно содержало в себе целый мир. В Аделаиде Марианне почудилось что-то от тетки Эллис, и крикнуть ее побудила потребность в утраченной семейной теплоте. Аделаида, словно ее что-то ударило, резко остановилась на пороге и медленно повернулась с напряженным лицом.
– Ну?
– Почему… зачем вам жить у знакомой, когда есть этот дом, наш дом… такой большой для меня? Я так… нуждаюсь в присутствии, в вашем присутствии! Я попрошу Императора простить вас, и мы сможем…
Она почувствовала, что не может больше вымолвить ни слова. Наступила тишина. Голубой и зеленый взгляды скрестились и впились друг в друга с силой, сделавшей лишними слова. То ли почудилось, то ли в самом деле блеснула слеза на ресницах старой девы? Она вытащила носовой платок и энергично высморкалась.