Звезда Горна

Ну что ж, ты мечтал увидеть ее в последний раз. Мечты сбываются, не врут, оказывается, люди, продающие газ. Нет, это надо кончать. Посмотри на нее еще разок, чтобы запомнить получше.

– Янианна, я очень люблю тебя и буду любить вечно, но после того, что произошло…

– Что произошло, Артуа?

Да нет, совсем ничего, какие проблемы, с каждым может случиться. Девчонка молодая, ветер еще в голове гуляет.

– Яна, понимаешь, все уже слишком поздно. Между нами всегда будет стоять этот герцог, и уже ничего изменить нельзя, да и не надо. Завтра я уеду, пройдет какое-то время, и ты все забудешь. Поверь, так будет только лучше для нас обоих.

– Да при чем здесь он?

Что? Мне послышалось или ты действительно это сказала? Да ты сама понимаешь, что говоришь? И почему ты еще и кричишь на меня? Разве я завел себе любовницу, когда ты по делам своим императорским уезжала?

– А кто тогда при чем? Если твой любовник ни при чем, тогда я не знаю, кто вообще при чем. – Я тоже не смог сдержаться и уже кричал почти в полный голос.

– Да как ты смеешь даже так думать? – Она даже ножкой топнуть соизволила. Вас что, помимо хороших манер еще и актерскому мастерству обучают?

– А что мне еще остается, когда каждый встречный по дороге чуть ли не в голос кричал, что у императрицы новый любовник?

– Какой любовник? Этот слащавый Эванс, который больше всего в жизни любит свое отражение в зеркале? Ты ревнуй меня хотя бы к тем, кого можно считать мужчиной! Почему ты у меня не спросил?

– А для чего я приперся во дворец, когда больше всего мне хотелось сдохнуть? Чтобы увидеть, как ты с ним целуешься?

Мы кричали друг на друга, да что там – просто орали.

– Это я с ним целовалась? Да ты хоть немного представляешь, что я пережила, когда ты упал в луже крови?

Яна зарыдала, прикрыв ладошками лицо, и ее хрупкие плечи содрогались от плача. А я стоял как дурак, прикусив по привычке нижнюю губу.

– Эта мерзавка леди Виктория… «Ах, какой Артуа замечательный любовник… Как он меня любит… Его даже на дуэли из-за меня ранили…» Как будто я не слышу… А я ждала тебя… Потом ты пришел… У тебя было такое лицо…

Ну как же – все женщины у твоих ног, куда я денусь… Мне так хотелось сделать тебе больно… А ты вел себя, как будто бы совсем ничего не произошло… И еще эта песня…

Потом ты упал и было столько крови… Прибежал твой верзила, растолкал всех и унес тебя как ребенка… Мне сказали, что надежды нет… Я уже простила тебя, понимаешь, простила.

Мне только хотелось, чтобы ты не умер… Наверное, ты даже раньше меня узнал, что у меня есть любовник, чем я сама… Эта гадина в ногах ползала, извинялась, что она не сама, что ее заставили… Потом я поехала в твой дом, а тебя уже не было, и никто не знал, куда ты уехал… Когда мне сказали, где ты, мы поехали с леди Леорой, но ее укачивало, и она осталась в Гроугенте… Ночью так страшно в степи – какие-то зеленые огоньки, наверное, волки… Я так боялась, что ты уже уехал… Я думала, что больше никогда не увижу тебя… А ты… А ты…

Она водила рукой по двери, нащупывая ручку, и совсем уже нашла, когда я обнял ее и крепко прижал к себе.

Верю ли я ей? А еще глупее вопрос можно придумать?

Не знаю, может ли сердце разорваться от счастья, но от нежности может точно.

Яна, все еще всхлипывая, доверчиво прижималась к моей груди. Какая ты, к черту, императрица, ты моя девочка, маленькая нежная девочка, и я жизнь положу, чтобы у нас никогда такого больше не повторилось.

Мы долго сидели в кресле, совсем как в те времена, когда все было хорошо, и как приятно было держать ее на коленях, еще изредка всхлипывающую, и целовать, целовать…

– Где твои гвардейцы?

– Там. – Яна неопределенно махнула рукой и спросила: – Что это была за песня, когда я вошла?

– Это песня о том, что мы должны были встретиться. Видишь, она не обманула. Ты, наверное, хочешь кушать?

Она так забавно кивнула, что я расплылся в глупой улыбке.

– Пойдем, милая моя девочка. Правда, у нас нет почти ничего, мы совсем не ждали гостей. Но я обязательно что-нибудь придумаю.

Мы спустились в комнату, заменяющую обеденный зал, и я застыл от изумления.

Стол, сервированный на две персоны, был заставлен всякой всячиной до такой степени, так что мне оставалось только принять невозмутимый вид.

Наверное, у меня это не слишком хорошо получилось, поскольку Яна с улыбкой взглянула на меня:

– Совсем-совсем ничего нет?

Я только развел руками: разве ж это много?

За ужином я окончательно потерял лицо, бегая вокруг Янианны и суетливо предлагая скушать еще кусочек вот этого замечательного (черт знает чего и непонятно откуда взявшегося), в общем, кусочек. Негодяи вокруг, почему я всего этого раньше не видел? Впроголодь держали, гады.

Наконец Янианна решительно заявила, что уже объелась, а некоторые личности не любят полных женщин и еще к тому же верят кому попало.

Вот теперь кофе – не все же такие, как Проухв.

Я подошел к дверям, чтобы позвать его, и чуть не выбил из Прошкиных рук поднос с кофе.

Налив кофе в чашку, добавил две ложечки желтоватого тростникового сахару и сливок.