Звезда и крест генерала Рохлина

Как только за помощником закрылась дверь, Масхадов тяжело вздохнул. Ситуация в Чечне и вокруг нее складывалась неблагоприятно для бывшего полковника Советской Армии. Из Москвы в Грозный доставлялось оружие, но попадало оно не в руки президента Ичкерии, коим стал Масхадов после вывода федеральных войск и выборов, в которых он одержал безусловную победу. Оно текло в руки полевых командиров: Басаева, Радуева, Хоттаба. Его неоднократные обращения к президенту, правительству и министерству обороны России оставались без ответа. А тут еще похищения иностранцев. Мировое сообщество отвернулось от Чечни, международные организации свернули свою деятельность на ее территории. Уже не было того ореола борцов за независимость, который сопровождал чеченский народ в войну Масхадов строил светское государство, и хотел сделать из Чечни второй Кувейт. Но этому постоянно что-то мешало.

Молчание Кремля подтолкнуло его искать контакт с Рохлиным. Когда первый раз его эмиссары вышли на Рохлина, генерал послал их. по-русски. Но Масхадов упорно добивался встречи. Рохлин потребовал сдать всех его информаторов в Генеральном штабе и ФСБ и указать все источники денежных потоков в Чечню. Конечно, эти условия были неприемлемы для Масхадова, но что касается участия Березовского и поставок оружия Басаеву, эту информацию он не скрывал.

И вот Рохлина не стало. Зато остались до зубов вооруженные полевые командиры, не контролируемые Масхадовым, которые устремляли свои взоры на Дагестан; Удугов, который стремился к созданию исламского государства на Кавказе, международные террористические центры, делающие из Чечни полигон; униженная Хасавюртовскими соглашениями Российская Армия; нестабильная ситуация в России и олигархи, готовые поживиться за счет Чечни… Достаточно одной искры, чтобы ситуация взорвалась.

«Быть еще одной войне», — подумал Масхадов.

— У русских теперь не осталось настоящих генералов, — сказал своим боевикам Шамиль Басаев. — Да они только и умеют, что убирать с дороги своих. — И вспомнив бои в Грозном, добавил: — Той зимой Рохлин не спал. А в Москве на секунду расслабился и вот результат. Спящего Льва растерзали шакалы. Но мы спать не будем.

Когда Квашнин приехал в Генеральный штаб и зашел к себе в кабинет, он уже знал об убийстве Рохлина. Генеральный штаб гудел, как улей, обсуждая эту новость.

Квашнин знал, что это должно было произойти. Неважно — когда, где и как. Рано или поздно это случилось бы, Лев Яковлевич фатально шел к своей гибели. Нельзя же быть таким прямолинейным здесь, в Москве!

Анатолий Васильевич открыл бар, заполненный коньяками и импортными винами. «А я ведь остался должен Льву ящик коньяка», — вдруг вспомнил он разговор в Моздоке накануне штурма Грозного. Ему захотелось выпить водки. Он спросил адъютанта:

— У нас водка есть?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Почему?

Адъютант пожал плечами:

— К вам приезжают люди все больше уважаемые…

Анатолий Васильевич налил себе рюмку коньяка, выпил залпом и задумался. Рохлин всегда критически относился к нему: и тогда, в Грозном, и здесь, в Москве. Когда, став начальником Генерального штаба, Квашнин подготовил план реформы армии, Рохлин спросил его: «А вы не боитесь, что получится, как в Чечне? Тогда ведь на бумаге тоже вроде все был правильно?» Квашнин ответил тогда: «Мы все спланировали правильно и не виноваты, что правительство не дает денег на реформы в армии».

Сколько перепалок было между ними, а сейчас Анатолий Васильевич почувствовал пустоту. Что-то важное ушло вместе с Рохлиным…

Сообщение адъютанта вывело Квашнина из задумчивости:

— Товарищ генерал, звонили из администрации президента, рекомендовали разослать директиву, чтобы действующие военнослужащие воздержались от участия в похоронах Рохлина.

Квашнин сказал рассеянно:

— Да-да, готовьте директиву.

На похороны Квашнин все-таки поехал. Он увидел там офицеров и генералов, которых он помнил по Чечне и знал по работе в Генштабе. Здесь были бывшие министры обороны Язов, Моисеев, Родионов, командующий ВДВ Шпак, Стаськов. Многие игнорировали его директиву. В том числе, он сам. Начальник Генштаба почувствовал, что стал выше в своих собственных глазах. Это чувство усилилось, когда он вспомнил, что министр обороны Игорь Сергеев рано утром отправился в госпиталь, сказавшись больным. Главный военный госпиталь имени Бурденко был в трех минутах езды от Дома офицеров Московского военного округа, где шло прощание с генералом Рохлиным.