Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике, есть нечто, напоминающее волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях сами любят сравнивать своих героев именно с волками, которые им хорошо известны. Волк — самый поэтичный зверь по понятиям горцев. «Лев и орел, — говорят они, — изображают силу, идут на слабого, а волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все безграничной дерзостью, отвагой и ловкостью. В темные ночи отправляется он за своей добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть. И раз попадает он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли». Не те же ли самые черты рисуют перед нами и образ настоящего чеченского героя, самое рождение которого как бы отмечается природой? В одной из лучших песен народа говорится, что «волчица щенится в ту ночь, когда мать рождает чеченца».
До появления генерала Ермолова на Кавказе на пограничной линии между Моздоком и Екатериноградом шли своим чередом небольшие, но тревожные действия. Чеченцы то мелкими, то крупными отрядами врывались в русские пределы, держа в постоянном напряжении кордонную линию.
Однажды чеченцы, соединившись с кабардинцами, бросились вглубь Ставропольского уезда и уничтожили до основания богатое Каменнобродское селение. Несчастные жители в испуге бросились бежать, кто куда мог, но большая часть укрылась в церкви, рассчитывая там найти спасение. Однако горцы ворвались внутрь Божьего храма и всех, скрывавшихся в нем, перерезали. Церковный помост был облит кровью и завален трупами, а все, что уцелело от резни, досталось в добычу горцам. Одних убитых насчитали тогда более ста тридцати душ обоего пола, в плен было взято триста пятьдесят человек, весь скот угнан, хутора сожжены.
В другой раз чеченцы числом в четыре тысячи собрались против Шелкозаводской станицы на Тереке, угрожая вторгнуться в пределы Кавказской губернии. Командир Суздальского полка полковник князь Эристов предупредил их намерение и, перейдя за Терек, разбил все скопище наголову. Но это не остановило новых дерзких набегов чеченцев.
С появлением Ермолова на Кавказе все это прекратилось. «Хочу, — говорил он однажды, — чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом, вернее неизбежной смерти. Снисхождение в глазах азиатов — признак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неутомимо».
Первые распоряжения Ермолова уже внушали страх, показывая горцам, что кончилось время, когда от их набегов откупались, когда русские войска, если и вторгались в их земли и жгли их аулы, то и сами несли огромные потери, ничего не изменяя в сложившихся отношениях и ничего не приобретая для будущего. Решив перенести передовую линию за Терек, Ермолов имел две ближайшие цели, составлявшие, впрочем, только начальные звенья в длинной цепи предстоявших действий: обуздание так называемых «мирных чеченцев» и заложение крепости, которая обеспечивала бы устойчивость новой Сунженской линии.
«Мирные чеченцы» тогда составляли одно из главных зол в наших отношениях с горцами. Еще в 1783-м году, во время управления Кавказским краем Потемкина, чеченские выходцы, жившие до того в вассальной зависимости от кумыкских князей, сбросив с себя это иго, просили позволения поселиться между реками Сунжой и Тереком, обещая составить передовые посты для Терской линии. Обещания этого они не сдержали, а между тем весь правый берег Терека, издавна принадлежавший казакам, отошел под чеченские поселения. Таким образом, явилось особое сословие «мирных чеченцев», самых злых и опасных соседей прилинейного жителя. «Мирные» аулы служили притоном для разбойников всех кавказских племен, в них укрывались отряды перед тем, как сделать набег на линию. Здесь находили радушный прием все преступники, и нигде не было так много беглых русских солдат, как именно в этих Надтеречных аулах. Приняв магометанство, многие из дезертиров женились, обзавелись хозяйством и при набегах бывали лучшими проводниками для чеченских отрядов.
10 июня 1817 года в русском лагере состоялось торжественный молебен, а затем при громе пушек заложена была сильная крепость о шести бастионах, которую Ермолов назвал Грозной. Ермолов видел зло, которое приносила русским близость чеченских, якобы «мирных» аулов. Он признавал необходимым возвратить казакам их древние затеречные владения и просил о дозволении желавшим из них переходить Сунжу целыми станицами.