Звезда и шар

-- Тогда может и пройдет. Если, конечно, доярки туда случайно не заглянут. Боюсь, что они свою не признают. Хотя подойник очень реалистично подан.

-- Я тебе говорила, четче рисуй. -- раздался голос с тахты. Там чиркнули спичкой, и поднялся сизый клуб сигаретного дыма. -- Зарубят, как пить дать!

-- Спи, родная, -- отозвался Феликс, -- есть пределы, до которых мастер может терять лицо. Верно, молодой человек?

-- Глобально верно. Не понятно только, почему реалистичность означает потерю лица?

-- А зачем она? Зачем? Вы, вероятно Шишкина любите, или там Левитана?

-- Да, и Дали, -- отозвался Саша, -- и Лактионова, кстати.

-- Застывшие формы, старье!

-- А импрессионисты?

-- Кое-что, но, впрочем, тоже мертво.

-- А вы не могли бы мне что-нибуть показать, где нет потерь лица? -спросил Саша, -- писаное без ориентации на заказчика?

-- А вот, например, -- Феликс махнул рукой в сторону небольшого холста.

На холсте мел снег. Косо, крупными хлопъями. Сквозь метель проглядывали силуэты домов, написаные в обратной перспективе, искаженные и нереальные. Кисть скользила по холсту горизонтально, вторя буранным трассам. Окно на шестом этаже самого близкого дома было открыто настеж. В проеме, опершись локтями передних конечностей на подоконник, стояло нечто. Саша приблизился, пристально вглядываясь. На голове у существа высились кривые выросты.

-- Рога, что ли? -- спросил он.

-- А ты отойди подальше.

Саша отошел. Стали видны глаза и свисавшие с подоконника копыта.

-- Да это же корова!

-- Верно, корова.

Саша стоял молча. Написано было здорово. Картина завораживала, как завораживает кусок непогоды, вырезаный из слякотной сырости аркой проходного двора.

-- Знаете, Феликс, мне нравится. Без дураков. -- сказал он

-- Ну и хорошо, пойдем проведаем наших баранов.

В дальнем углу, под пятирожковой старинной люстрой, на столе, среди разноцветных обрезков бумаги, были разбросаны части обложки.

-- Так, смотри, -- сказал Феликс, укладывая части друг к другу, -- это тыл, это отворот с текстом, а вот и фасад. Здесь, так, косо и нервно пойдет название. А это сама звезда.

-- Где ж звезда то?

По обложке, как выпрямленные щупальца актинии, высовываясь из-за правого края, беспорядочно торчали разноцветные граненые острия.

-- В неуравновешенной композиции, -- буркнул Феликс, -- эпицентр объекта задвигаем за рамку. При этом звезда как бы вваливается в зрительное пространство. Создается эффект движения, динамики. Видишь динамику?

-- Динамику вижу... -- неуверенно сказал Саша, -- звезды не вижу. А, впрочем, пожалуй неплохо. Привлекательно. Переливчато.

-- Это ведь я ваял по косвенным показаниям свидетелей. -- сказал Феликс, -- я натуры-то не видел.

-- Не хотите на объект глянуть? -- спросил Саша, вынимая звезду. Феликс покрутил головоломку в руках, повернул к свету.

-- Хорошо сработано. -- сказал он, -- Точно. Не в моем стиле.

-- Просто у нас задачи разные. Художник создает неповторимое. Я же скорее открываю существующее. Как бы вытаскиваю объект из аморфного пространства, где он сидит скрытно, невидимо.

-- Ну, это не ново, еще Микеланджело сказал, насчет отсечения лишнего...

-- Так то лишнее в сознании скульптора. Мои объекты существуют реально, неважно, достану я их или нет.

-- А зачем? Пусть бы сидели, где сидят ...

-- Затем же, зачем вы корову на шестой этаж отправили. За эстетическим удовлетворением.

Феликс тем временем нашел сечения, нажал, и звезда медленно начала расползаться на части, скользящие друг по другу, все еще не теряя цельности.

-- Знатно сработано, -- начал он, -- Эх, развалилась!

Детали звезды расцепились одновременно и рассыпались по столу.

-- Ты, парень, конструктор-механик грамотный, -- продолжил Феликс, -тебе надо космические корабли проектировать.

-- Скучно, а главное не проходит по главному критерию - бесполезности. Не хочу участвовать в круговороте жидкости в природе. Хочется делать нечто самоценное, неутилизируемое.

-- Да ты философ, -- сказал Феликс, пытаясь сложить звезду обратно, -а куски-то все одинаковые, да?

-- Да, в этом вся суть. Я стараюсь заставить геометрию работать напрямую. Чтобы наружние формы были одновременно рабочими поверхностями. И вы знаете, что интересно? Чем ближе удается приблизиться к правильным фигурам, тем изящнее выглядит и лучше работает.

-- Не хочешь ли ты сказать, -- с неодобрением произнес Феликс, -- что гармония заложена в пространстве изначально? Это мы уже слыхали много раз.

-- В общем, да. Можно ведь взять предмет и распилить его как попало, и заставить другого собрать. -- он медленно составил детали звезды вместе, нашел правильное положение и одним движением сложил головоломку, -- Это неинтересно. Не приближает никуда. Типа, знаете, разрезных картинок "сложи зайчика".

-- По твоему, "сложи звездочку" лучше?

-- Это же совсем другое. Я, наверное, плохо объяснил. Разве вы не чувствуете?

-- Чувствую, чувствую, -- рассмеялся Феликс, -- не обижайся. Однакож чегож ты с "детпечатью" связался?

-- Однакож тогож, что пищу потреблять обязан.

-- Поддел, поддел... A насчет бесполезности, тебе надо с Андромедом погутарить. Он у нас певец невмешательства.