Звезда и шпага

И ведь драгуны третьего эшелона не могут прийти нам на помощь, пока мы не прорвёмся через плотные ряды врага. Стоят они сейчас рядом с обгорелыми и изломанными остатками вагенбурга, как незадолго до того стояли мы, наблюдая за схваткой кирасир с пугачёвской пехотой. Их время придёт, как только будет сломлено сопротивление рабочих драгун. Вот тогда кавалерия наша всей массой ворвётся в ретраншемент и ударит во фланг и тыл врагу. Но это же отлично понимали и командиры и комиссары врага, и поэтому рабочие драгуны стояли — именно стояли, что было им не особенно свойственно, конница всё же — насмерть. А мы толкали коней каблуками и шпорили их, чтобы они сделали ещё хоть шаг вперёд, чтобы потеснить пугачёвцев ещё на пару вершков, а потом ещё на пару и ещё на один, и ещё…

Омелин носился по позициям, как угорелый. Чёрная кожаная куртка его была порвана во многих местах, сильно закопчена пороховой гарью и испачкана кровью. Хорошо, что на чёрной коже кровь также незаметна, как на красных туниках спартанцев или рубашках гарибальдийцев. Фуражку несколько раз приносили ему товарищи, она слетала с его головы от быстрой ходьбы и бега. Сколько раз ввязывался в мелкие стычки, ликвидируя прорывы и возвращая дрогнувших солдат в шеренги. Где окриками, а где и расстрелом бегущих, останавливал он со своей командой солдат, готовых вот-вот побежать, бросив мушкеты и знамёна. Во многом усилиями комиссара и его команды держались шеренги пугачёвцев, обороняющие вал и редуты. Надо сказать, противник не особенно усердствовал, штурмуя их, не было в этом особой необходимости. Огонь революционные бомбардиры вели не особенно интенсивный. Пороха и ядер после взрыва вагенбурга оставалось слишком мало.

После гибели Стельмаха Омелин долго думал, кому поручить оборону редутов, после недолгих раздумий остановив выбор на подполковнике Якове Поликарповиче Шабере, заместителе Стельмаха. Он был такой же ссыльный, как Стельмах, но не студент, а проштрафившийся офицер, не то поручик, не то капитан-поручик. Грешок его был невелик, но из армии он вылетел и в Сибирь угодил, в основном, за немецкое своё происхождение. После германского засилья в армии за время недолгого правления Петра III по любому поводу избавлялись даже от обрусевших офицеров. Так и оказался в глухой ссылке талантливый, в общем-то, молодой человек для которого Пётр Фёдорович был благодетелем, а супруга его, захватившая власть, стала кем-то вроде злого демона, виновника всех бед, сокрушившего все его надежды на карьеру. Человеком Шабер был суровым, а ссылка сделала его ещё и крайне жестоким, вот потому на редутах, порученных его охране, царил полный порядок. Никто не бежал, полковые и батальонные знамёна гордо реяли, а солдаты дрались насмерть, отражая все атаки противника.

Именно поэтому Омелин появлялся там крайне редко, работы для него не было. Не то, что на других участках. Лёгкая пехота на левом фланге держалась крепко, отбиваясь от вражеских гренадер, однако рядом с ними дрались с усачами в митрах и солдаты самых обычных полков, состоящие процентов на тридцать из необстрелянных новичков, ещё ни в едином сражении не участвовавших. Именно они и дрогнули, стоявшие в третьей шеренге солдаты заозирались, опустили мушкеты, решая, бежать или нет. В такой момент добежал к ним Омелин, ухватил одного за плечо, развернул, крикнул что-то в самое ухо, следом ещё одного, третьего. Спутники комиссара также старались вовсю, кричали, грозили шашками и пистолетами. И ослабшие духом возвращались в строй, раздумывавшие бежать или не бежать, понимали, что если всё же покинут строй, им всё равно не жить, а значит, лучше умереть в бою, нежели от пули или клинка комиссара.