Звезда и старуха

Нельзя утверждать с уверенностью, будто именно в этот момент постановщик принял решение. Лучше скажем так: равнодушие школьника подтолкнуло постановщика, вопреки его воле, к определенному выводу. Жирный парень с наушниками довольно бесцеремонно заставил постановщика-мистика вернуться с небес на землю.

Когда он входил в зрительный зал, ассистентки спросили:

– Отменишь спектакль?

– Похоже…

– Уверен?

– Нет. То есть да.

– Ты уже говорил с ней?

– Пока нет…

– А она согласится?

– Не думаю…

Финал

«И смерти дух средь нас сидел
И назначал Одетт закланье…»

[100]

Две строки пронеслись в сознании постановщика в тот момент, когда он переступал порог гримерной, чтобы разыграть финальную сцену. Откуда они, чьи, так ли звучат на самом деле?

«И смерти дух средь нас сидел
И назначал Одетт закланье…»

Это же Пушкин! Точно! Постановщик сразу вспомнил о нем. Только у Пушкина нет никакой Одетт… Вот Татьяна, Ольга, Ленский… Постановщик напряг извилины. Так, Пушкин и Чайковский, логично, «Евгений Онегин», в опере есть еще старый князь Гремин: «Любви все возрасты покорны…» Письмо Татьяны, ария Ленского, английский рожок, мёсье Трике – боже, нет, только не его пошлая песенка! Стоп, хватит громоздить ассоциации, вернемся к Одетт. Опомнись, там нет Одетт и не бывало…

«И смерти дух средь нас сидел…»

Никак не вспомнить… Психоаналитик сказал бы, что провал в памяти неслучаен, это попытка убежать от действительности, постановщик и сам отлично знал… Черт! Не отвлекайся, вернись, не то тебя унесет в открытое море психоанализа, бессознательного, вытеснений… Все ассоциации прочь!

Постановщик с головой погрузился в беседу с самим собой. Где же он встречал эту смерть?

Пока постановщик как неприкаянный плутал в своих мыслях, Одетт лежала ничком на раскладушке, которую принесла в гримерную помреж, и горько плакала. Фея Даниэль укутала звезду пледами, свитерами, шалями, но ее бил озноб. От исступленной дерзкой актрисы, что недавно ворожила на сцене, ничего не осталось. Одетт превратилась в старуху, жалкую дряхлую старуху.

Звезда потухла.

В кармане постановщика завибрировал мобильный. Он поскорее выскочил из гримерной, хотя неотложное дело ждало его именно здесь. Современное общество выдумало мобильный, чтобы он надежно заслонял нас от себя самих и от окружающих. На том конце очень важный и ответственный представитель Министерства культуры официальным тоном приносил извинения за то, что сегодня вечером не сможет, увы, присутствовать на премьере. Вежливо и лицемерно. Не менее вежливо и не менее лицемерно постановщик ответил, что извинения ни к чему, напротив, это он вынужден извиниться: очень жаль, но спектакль отменяется из-за болезни Одетт. Ужасно! Она великая артистка, замечательный музыкант, пускай классический репертуар ей чужд, однако эстрада не менее значима… И все в таком роде. Представитель министерства отнюдь не был в этом уверен и все равно поддакивал, истово сокрушаясь. Отличный дуэт!

Отключив мобильный, постановщик поймал себя на том, что отсутствие продвинутого чиновника-авангардиста на арьергардном концерте попсовой Одетт обрадовало его до неприличия. Отмена спектакля тоже не огорчила, хоть и по совсем другой причине – пришлось признать и это. Еще он наконец-то осознал, что со звездой он предстоящую отмену так и не обсудил – вот что нужно сделать в первую очередь вместо того, чтобы вспоминать пушкинскую строку и болтать с чиновниками.

Впрочем, отвлечься иной раз тоже полезно. Если бы он уперся как бык и думал только о предстоящем разговоре, а не метался в затмении между Чайковским и улицей Валуа, не смог бы увидеть себя со стороны. Стоило ему вновь переступить порог гримерной, потерянные строки вернулись к нему в неискаженном виде:

«И смерти дух средь нас ходил
И назначал свои закланья…»

У Пушкина смерть ходила, а не сидела. Она не просто присутствовала, она двигалась, вот и он входит в гримерную, а не сидит там со звездой.

Он и есть ее смерть.

В этот миг Одетт тоже увидела в нем предвестника смерти – внутренняя связь между ними все-таки установилась. Однако она не сдалась, а перешла в наступление, блефуя, будто игрок в покер:

– Ты же не хочешь, чтобы я сегодня оскандалилась, правда? Ты желаешь нам успеха, да? Тогда срочно принеси мне то лекарство, что прописал на прошлой неделе хороший доктор. Оно сразу же помогло. И никаких транквилизаторов. Проглочу огромную порцию кофейного мороженого, и на сцену марш!

Открыла предупредительный огонь.

– Ты же не хочешь, чтобы я сегодня умерла, правда? – послышалось ему.

Ему не хотелось убивать Одетт, а потому он стал молча гладить ее по рыжим волосам, подбирая нужные слова.

Она не сопротивлялась – лишь бы он не сказал ничего ужасного.

А он вообще не знал, что сказать.

Смерть застряла: ни тпру ни ну.