— Только скажи, если хочешь быть со мной, — тихо сказал Габриэль, гладя его по голове и стараясь преодолеть слабость после установления защитного купола; зря он вчера провел ночь с Вельзевул, после нее и так чувство усталости неделю не проходит, а тут еще и барьер, и палочка… Он оставляет здесь, в палочке Хассалеха, немного своей благодати, значит, может появиться в любую секунду, как Вельзевул способна материализоваться везде, где есть ее мухи. Только вот мухам ее теперь ход сюда заказан, а сам он будет здесь появляться довольно часто. Габриэль не считал это ударом ниже пояса: Хассалех одиннадцать лет был в аду с Вельзевул, его самого видел раз в полгода, хотя они договаривались, но Вельзевул боялась выйти с сыном за пределы тайных покоев. Теперь он имеет полное право видеть его чаще Вельзевул; это будет справедливо.
========== Часть 4 ==========
Жизнь потекла размеренно: ни Адам, ни Хасс на занятиях звезд не хватали, но не потому, что не могли или не старались, просто у них были другие дела. Мало того, что приходилось каждое утро бегать с Псом, так еще и один из маршрутов Кроули сработал, и теперь Хасс только и делал, что чертил пентаграммы и выучивал заклинания. Он не знал, получится ли Хастуру обойти защиту отца, но в книге было написано, что призыв как таковой помогает демону обойти все препятствия. Хассалех расспрашивал Кроули, что там в аду, когда тот возвращался с докладов владыке, но про Хастура впрямую говорить опасался; говорил и с Азирафаэлем, но и его не спросишь о Михаил. О Михаил молчал и Габриэль, который стал появляться в Хогвартсе каждую субботу, когда Адам еще спал, и Хасс брал на прогулку Пса сам.
Азирафаэль знал о том, что Габриэль проводит время на Земле и видится с Хассалехом, но не говорил об этом Кроули; все же он был на стороне Небес, а Габриэль оказался настолько хорошим отцом, насколько был ужасным руководителем. С другой стороны, недовольство начальником высказывал (и то не высказывал, а испытывал) только сам Азирафаэль, а уж он за шесть тысяч лет жизни на земле среди людей научился признавать за собой вероятность ошибочных суждений.
Кроули смущало другое: Адам начал жаловаться, что Хасс перестает быть прежним, теперь он замкнутый, сосредоточенный и все время что-то делает. Адам не мог сдать друга и сказать, что тот полностью погрузился в идею вызова демона в школу. Кроули о грядущем визите герцога преисподней не знал, но подозревал, что ничего хорошего не предвидится.
Хассалех в процессе подготовки пришел к выводу, что звать Адама на вызов Хастура не стоит. Во-первых, Хастур не любит людей, а во-вторых, Хасс ревновал своих друзей друг к другу. И если Азирафаэля и Кроули он просто не воспринимал по отдельности, то тот факт, что Адам общался с ними не как его друг, а сам лично, его задевало. Поэтому он устроил целое представление, с дымом, искрами, неправильным заклинанием, а потом, весь взъерошенный, убедил Адама в том, что вызов не удался. Хасс специально потом три дня провел, не отходя от Адама, чтобы тот поверил, что все по-прежнему, да и не было надобности теперь проводить время в заброшенном подземном зале: все было готово.
***
И однажды ночью Хасс решился. Дождавшись, пока заснет Адам, он выскользнул из спальни и выбрался в коридор. Он не переоделся, остался в пижаме, поэтому из-под коротких рукавов и штанин были видны символы адской росписи, даже в промозглых подземельях он не чувствовал нужды в теплой одежде. Он дошел до зала и запечатал за собой дверь той палочкой, которую дал ему Габриэль.
Надо было принести жертву, и Хасс заблаговременно поймал несколько толстых крыс, специально кормил их и пытался привязаться, помня, что жертву надо отрывать от сердца. Надеясь, что Хастур не рассердится из-за настолько незначительной жертвы, Хассалех, сцепив зубы, перерезал им горло над пентаграммой и, стараясь не заплакать, принялся читать заклинание призыва. Все руки его до локтей были в крови, его трясло — первое убийство, но ведь Вельзевул всегда учила, что если что-то нужно, то убийство — это необходимый шаг, сложный, но если дело того стоит, то ничего плохого в этом нет. А Хассу надо было встретиться с Хастуром, с которым он никогда раньше не расставался дольше, чем на месяц, а тут уже скоро Рождество, а он не видел его с августа.
Хастур появился в столпе черного света, ужасный, как олицетворение бездны, Хасс даже присел от страха — он никогда не видел демона в гневе, а тут Хастур был именно в гневе, потому что мало того, что его вызвали, так еще и в жертву крыс принесли. Хорошо еще, не видел никто, а то позора не оберешься: Хастур загнал крыс в небытие и поскорее отправился к нахалу, чтобы уничтожить саму память о нем, но тут увидел перед собой сжавшегося Хасса.
— Это… что. Такое. Хассалех. Я спрашиваю? — грозно поинтересовался герцог, выходя из пентаграммы, когда Хасс, увидев, что тот двинуться не может, стер пальцем одну из линий.
— Я хотел тебя увидеть, — ответил Хасс.
— Крысы? Ты вызывал меня, принеся в жертву крыс!
— Не злись, у меня больше ничего не было…