Звезда Хассалех (СИ)

Посмотреть было на что: Вельзевул то и дело хваталась за телефон, объясняя, как кого спасти, а Габриэль, обнимая ее, заглядывал в вырезы всем сидящим вокруг женщинам. У него подрагивали руки, и вид был возбужденный и скучающий одновременно. Кроули не встречал Габриэля часто, чтобы знать его привычки, но он помнил его как холодного, равнодушного архангела с отталкивающе дружелюбной улыбкой, лживой настолько, что казалось, будто он где-то подсмотрел этот жест и пытается неумело повторить, не понимая, отчего зарождается настоящая улыбка. Теперь он не улыбался. Рот сжался в прямую линию, лицо стало печальным, а глаза — совершенно больными. Он держался за Вельзевул как утопающий за спасательный круг — он был человеком, и Кроули мог чувствовать то отчаяние, в каком пребывал бывший архангел: он был лишен чего-то, он сам не знал, чего именно, но невыносимо страдал, забивая пустоту внутри покоренными вершинами, сердцами, алкоголем. К Вельзевул его тянуло инстинктивно, он просто не мог без нее, как увидел однажды по телевизору маленького хирурга в смешной бандане с нарисованными злобными красными глазами, так и пропал: приехал непонятно зачем в ее холодную страну, прождал почти сутки, пробравшись в кабинет, где она отдыхала после операций, а когда она вошла, не включая свет, стянула через голову футболку и рухнула лицом вниз на диван, заснув еще до того, как голова коснулась подушки, сел рядом и принялся гладить по коротким, но все равно спутанным волосам, не зная, что и сказать, когда она проснется. Я увидел вас по телевизору и понял, что вы — моя судьба? А ведь так и есть, он ни словом не солжет. Но хирург, проснувшись по звонку, даже не стала ничего выяснять.

— Вламываться в мой кабинет нельзя, — сказала она. — Я освобожусь в одиннадцать, вот номер моей машины, она на парковке перед входом, — она вынула из кармана ручку и написала номер прямо на ладони Габриэля. — Можешь подождать меня возле нее.

Она считала идиотизмом его адреналиновый голод, он — глупостью желание спасти всех во имя того, кого не спасли, она не любила грубость в постели, но в определенный момент сильнее затягивала на шее Габриэля ошейник, и тот едва не плакал от наслаждения, он приучился отвозить ее на работу вовремя в те дни между экспедициями, когда жил у нее. Габриэль познакомился с Хастуром в самолете, когда летел в Америку для спуска в каньон, вывалил ему всю свою жизнь, признавшись попутно в амнезии, рассказал о мрачном враче, которого любит, если можно так выразиться, и Хастур, усмехнувшись, попросил ее описать, а сам стал набрасывать рисунок, как казалось Габриэлю, с его слов.

— Охренеть, — когда новый знакомый оторвал листок и протянул ему, только и смог сказать Габриэль, рассматривая портрет. — Только она не носит такое… что это орден? На нее здесь. И волосы тут длиннее, но это точно она! Как ты так ее увидел?

— Одежду ты не описывал, — усмехнулся Хастур. — И я добавил пару деталей от себя. Я рад, что угадал.

Наблюдая за Габриэлем и Вельзевул, Азирафаэль упустил тот момент, когда Хастур исчез из-за стола. Михаил продолжала сидеть с Габриэлем и Вельзевул, ведя беседу, и то и дело поправляла на себе черный пиджак Хастура, который тот набросил ей на плечи, прежде чем исчезнуть. Ангел обернулся, и в тот же миг художник из преисподней опустился на стул перед ним и демоном, положил ладони на стол — Азирафаэль не знал, но именно так садились в аду за стол переговоров, показывая, что нет оружия: демоны друг другу не доверяли.

— Ты задал интересный вопрос мне, — без приветствий сказал Хастур, глядя в глаза Кроули, и отчего-то тот знал, что бывший демон видит его змеиные зрачки сквозь темные стекла очков.

— Хастур, — оскалился тот. — Какая честь лицезреть герцога снова.

— Зачем тебе все это, Хастур? — Азирафаэль обвел рукой пространство. — Если ты знаешь обо всем, неужели тебе интересно?

— Став человеком, я кое-что познал, — Хастур придвинул к себе салфетку и стал задумчиво водить по ней карандашом. — Что-то сродни непостижимому замыслу.

— Никакого плана нет, Бог сказала нам, — прервал Кроули.

— Он просто не записан, — отозвался Хастур. — Для этой Земли. Потому что это черновик.

Кроули и Азирафаэль переглянулись и наклонились вперед поближе к бывшему демону, который старательно рисовал на салфетке изогнутое дерево; Кроули узнал изгиб ствола — он, свернувшись змеем, свисал с него, почти касаясь раздвоенным языком лица Евы.

Хастур поднял глаза от импровизированного холста.

— Когда-то я создал звезду гораздо ярче и интересней Солнца, а Габриэль и Вельзевул создали человека, который оказался лучше Адама и его детей. В великой книге история будет написана начисто, и она будет лучше великого плана.

— Это вера, истинная вера, — констатировал Азирафаэль, посмотрев на Хастура. — Как ты сделал это, зная истину?

Бывший герцог пожал плечами и медленно поднялся на ноги, поймав взгляд ангела, остановил его жестом: