Звезда Хассалех (СИ)

За поворотом был коридор, названный самими организаторами «коридором страсти»: белый, словно из камня высеченный демон, и гибкое, нежное тело ангела — Хастур был к себе беспощаден, изобразив в собственном портрете нечеловеческое жуткое выражение. Галерея была омерзительной, демон на всех картинах казался настолько отталкивающим при объективно гармоничных чертах лица, что успех был гарантирован. Кроули с шумом втянул воздух сквозь зубы, увидев знакомый ему сюжет, где Михаил отрезает свои волосы. Как точно, как страшно точно; несмотря на откровенность сцен, здесь мало кто задерживался. Те, кто пытались смотреть только на изображенную на полотнах девушку, все равно натыкались глазами на демона-собственника, который защищал свое сокровище от других даже на картинах.

— Я не думал, что он будет рисовать… такие подробности, все же это… очень личное, — Азирафаэль искоса посмотрел туда, где Михаил в блаженстве выгнула спину, лежа на резном каменном полу в какой-то пещере, а Хастур намотал на руку ее еще длинные волосы. — Но я примерно понимаю, что чувствуют люди. Они не могут ассоциировать себя с кем-то на картине и не могут отвлечься от присутствия демона на ней. Те, кто пришли сюда с похотливыми мыслями, не могут почувствовать удовлетворения, потому что им нет никакого места здесь, те, кто пришел за уникальным мастерством, не могут отвлечься от сюжета. Это настолько ужасно, что я даже не знаю, можно ли считать это искусством. Пойдем отсюда, — он поскорее свернул в следующий коридор и замер в проходе. Его бы толкали, но останавливался на пороге не только он.

Как раньше Михаил, теперь посетители выставки видели огромную картину, изображающую Габриэля — и как та, он был в облике архангела. Сверкающий грозный взгляд приковывал к месту, давая понять, что всеведение высших сил — отнюдь не преувеличение; Габриэль с холста видел каждого насквозь. Нарисованный в человеческий рост, он казался огромным, заполняющим собой все пространство вокруг — как чувствовалось при личном общении с архангелом.

— Можешь считать меня слабовольным и, как ты говоришь, тряпкой, но меня тянет преклонить колени, — шепнул Азирафаэль демону.

— Фу, как некультурно в общественном месте, — машинально ответил Кроули, чувствуя то же самое. Хастур каким-то непостижимым образом сумел поймать, уловить и передать практически безграничную силу любимого архангела Небес.

Следующий коридор был посвящен Вельзевул: Кроули мгновенно узнал тронный зал и коридоры, но он понятия не имел, что, оказывается, владыка ада периодически лежала на своем рогатом троне, укрыв ноги пледом и опустив пальцы свесившейся вниз руки в чашку с медом. Он все же плохо знал ее, хотя подчинялся напрямую ей всегда, с самого начала существования преисподней: по его мнению, она была справедливой по законам джунглей, не излишне жестокой, но не имевшей никаких границ, а главным ее грехом было равнодушие ко всему, что не касалось ее напрямую. А теперь из картин Хастура Кроули узнал, что Вельзевул, оказывается, закатывала пиры, каталась по аду на мертвых конях и в дни, когда не надо было никого принимать, надевала нацистскую форму и резалась в карты с проклятой душой Генриха Гиммлера.

— Это уже баловство, — прыснул Азирафаэль, когда они с Кроули повернули в новый коридор, полный сочных красок: Хастур здесь изображал жизнь в качестве человека на Земле. Михаил, уже без сияния и грозного взора архангела, держа на груди развязанный купальник, выплескивала воду из бутылки словно на зрителя. Вельзевул, обняв гитару, которая больше нее самой, уселась на смятом покрывале. Автопортрет Хастура с Габриэлем — оба на ступеньках какого-то античного здания, Габриэль уткнулся в какие-то бумажки, а сам Хастур рисует, положив на колено альбом.

— Баловство? — переспросил Кроули. — Смешно тебе?! Знаешь, о чем это все говорит? О том, что они мало того, что знакомы, так они еще и вместе все время. Четыре человека с одинаковой амнезией. Они не идиоты, даже если люди. Ладно, Вельзевул и Михаил не идиотки, за этих двоих я не ручаюсь.

В последнем коридоре снова была толпа: Кроули уже хотел было щелкнуть пальцами и оставить Хастура без поклонников, но Азирафаэль успел перехватить его руку.

— Сама Майкл говорила в интервью! — все та же инициативная девушка-экскурсовод на волонтерских началах взмахнула какими-то листами. — Что она спешила, и ей показалось, будто у нее развязался шнурок, она посмотрела вниз, а потом… а потом «я вскинула взгляд и увидела напротив себя человека, который смотрел на меня одновременно спокойно и восторженно, а потом молча взял меня за руку. И я перестала куда-то торопиться. Как его зовут, спросила на третий день».

Толпа встретила цитату аплодисментами, за жизнь художника и его протеже следили множество журналов, а то, что они практически не расставались и появлялись вместе на всех мероприятиях, только подогревало любовь поклонников — всем нравятся красивые пары. Девушка, отойдя от картины, которую старательно закрывала спиной, позволила всем увидеть.