Звезда курятника

   Машина – собственный «Москвич» капитана Потапова – ждала хозяина и пассажиров за воротами. Мужчины пошли садиться в автомобиль, а мы с Иркой, быстро переставив грязную посуду со стола в мойку, поспешили за ними, чтобы прощально помахать гостям платочками. Ирка прихватила для этой цели кухонное полотенце, у меня же никакой тряпицы при себе не было, поэтому я мимоходом сняла с ограды собачьего загона один из сушившихся там лоскутов – тряпочку броской расцветки «божья коровка».

   – Ирка, что это за тряпочка? – спросила я подругу, машинально повертев лоскут в руках.

   На изнаночной стороне яркой тряпицы обнаружился бельевой шов, из которого крошечным флажком торчал белый матерчатый язычок с отпечатанной на нем латинской буквой «L».

   – Понятия не имею, – пожала плечами Ирка. – Вчера утром я сделала генеральную уборку в Томкиных апартаментах и среди прочего хлама нашла в конуре и эту тряпку. Я ею пыль вытирала.

   Я сдернула с ограды вольера вторую тряпочку – серенькую, очень похожей конфигурации и тоже со швом и ярлычком с буковкой!

   – Вот теперь я действительно знаю все! – ликующе объявила я подруге.

   – Кроме итальянского языка, – съязвила Ирка.

   – К черту итальянский! Помнишь, Галина жаловалась нам, что Андрюха на прошлой неделе пришел домой поздно ночью без трусов? Так вот, теперь я знаю, что с ними случилось!

   – С трусами? – заинтересовалась подруга.

   – С трусами и с самим Андреем! Помнишь, той ночью, когда мы якобы собирали сакуру, неопознанная нами в тот момент личность, оказавшаяся впоследствии Андреем Семиным, ударила тебя ботинком по голове?

   – Хотела бы забыть, но не могу, и это омрачает мою светлую память о покойном, – насупилась подруга.

   – Можешь успокоиться, с Андрюхой за тебя той же ночью поквитался Томка! Он не просто сбежал по своим собачьим делам, он догнал твоего обидчика и тяпнул его за задницу точно так же, как позднее тяпнул автора назаборной записки. И это не просто тряпка. – Я потрясла лоскутом. – Это кусок Андрюхиных трусов! Я видела такие на нем в ту ночь, когда убили Диму. Думаю, наш покойный приятель Семин перед тем, как забраться в дом, переоделся в спортивную форму, а обычную одежду где-то припрятал. Томка настиг его как раз в момент обратного переодевания, еще без штанов, так что от собачьих зубов пострадало только белье. Пришлось Дусе шагать домой в джинсах на голое тело.

   Ирка завертела головой, отыскивая виноватым взглядом овчарку:

   – А я-то думала, что Томка удрал от меня на свидание к какой-то псине!

   – А серенькая тряпочка – это, вероятно, лоскут, выдранный Томкой из исподнего автора назаборной «пугательной» записки, – рассудила я. – Надо рассказать об этом нашим сыщикам, – решила я.

   Звонкий хлопок закрываемой автомобильной дверцы заставил меня заторопиться.

   – Потапов, стой! – Я повысила голос, надеясь, что меня услышат за воротами. – Не уезжай, погоди!

   – Задержи его! – крикнула Ирка.

   Позже она уверяла, что отдала это распоряжение мне, так как я находилась к выходу со двора ближе, чем она, и потому могла выскочить за ворота быстрее. Однако Томка принял сказанное на свой счет. Введенный в заблуждение нашим волнением, пес отреагировал на команду мгновенно: с разбегу прыгнул на крышу собственной будки и уже с нее с пугающим рычанием перемахнул за забор.

   За оградой послышался испуганный вскрик, превратившийся в многоголосую матерную ругань. Я распахнула калитку и пролетела сквозь нее аж до середины улицы: сзади меня, как поршень, толкала Ирка.

   – Что случилось?! – оказавшись за воротами, в один голос закричали мы с подругой.

   Ответом нам была затейливая ругань Потапова, с которой странно контрастировал радостный хохот Лазарчука.

   – Что слу… – начала было снова Ирка, но я ее остановила.

   Мимо моих коленок в калитку шмыгнул Томка, в зубах которого трепетал какой-то флажок. Я проводила взглядом овчарку и посмотрела на Потапова, который в данный момент очень походил на Томкиного собрата, так крутился на месте волчком, глядя через плечо назад, словно собака, пытающаяся поймать собственный хвост. Только собаки при этом обычно не ругаются.

   Раскрасневшийся от смеха Лазарчук высунул в окошко сияющую физиономию, подмигнул мне и спросил, указывая на вращающегося как веретено Потапова:

   – Ты случайно не сохранила тот лоскут, который хотела примерить к воображаемой прорехе в моих подштанниках? Он бы, наверное, идеально подошел Васильку на заплатку!

   С заднего сиденья, где в тесноте, да не в обиде разместились подчиненные Панды, послышались приглушенные смешки.

   – Возьми вот это, – предложила я, протягивая ругающемуся Потапову красный в черный горох лоскут трикотажного полотна. – Думаю, это подойдет как нельзя лучше. А если расцветка не нравится, могу дать такую же заплатку, только серенькую.

   Василий ответил на мое предложение отказом, сформулированным исключительно непечатно. Прикрывая ладонью оголенный зад, он плюхнулся в машину, и «Москвич» рванул с места, как гоночный болид.

   – Придется еще раз накормить Панду вкусным и сытным обедом, – вздохнула Ирка.

   – И купить ему новые трусы, – поддакнула я.