– Разум творит чудеса! – заявил мой супруг, шумно слизнув с ладони потек горячей сгущенки. – Главное в таких делах – грамотно организовать процесс! Стоило мне сориентировать твои, Кыся, мысли и действия в нужном направлении, как больной сантехнический вопрос разрешился малой кровью!
– Мне кажется, Коля, ты сильно преувеличиваешь свое участие в процессе, – справедливо заметила Ирка. – Как я понимаю, оно выразилось в предоставлении Ленке одной-единственной схемы унитазных внутренностей?
– Зато какой схемы! – вскричал обиженный Колян.
– Кстати, о малой крови, – с тяжелым вздохом сказала я, вспомнив, что мы с Иркой не удосужились рассказать нашим мужикам о гибели Андрея и Галины. – Совсем забыла вам сказать: Семиных убили.
– Как убили?! – Колян подпрыгнул на стуле.
– Не кричи, – одернула его я, оглядевшись в поисках Масяньки, который слез со стула и устроился под столом, чтобы без помех поиграть с пустой пластиковой бутылкой. – Андрея убили ножом в спину, а Галке вкололи в вену воздух.
– Когда это случилось? – Колян никак не мог успокоиться.
– С Андрюхой – в четверг вечером или ночью, с Галиной тоже ночью, но уже с пятницы на субботу. Кстати, во втором убийстве подозревают Серегу Лазарчука.
– Так ему и надо, – злорадно сказал Моржик.
– Я же видел Галку в пятницу вечером, – продолжал волноваться Колян. – Она была жива-здорова!
– Так она же не от болезни умерла! – заметила я.
И тут смысл сказанного мужем дошел до меня в полном объеме:
– Когда это ты видел Галку? В пятницу вечером мы забрали тебя прямо с работы и сразу увезли сюда!
– Правильно, но Галка поднялась к нам в офис как раз тогда, когда я собирался уходить, – кивнул Колян.
– Мы же ее и подвезли! – вспомнила Ирка.
– Ага, – подтвердил Колян. – В общем, влетела она к нам в РИЦ, вопя: «Где эта сволочь?» – таким неузнаваемо-стервозным голосом, что все наши мужики попрятались. А я столкнулся с ней в дверях. Пришлось поздороваться и отдать ей Андрюхин мобильник. Он умудрился забыть его на работе.
– Но Андрюха к этому моменту уже был мертв! – напомнила я.
– Так и мобильник уже был мертв, – хмыкнул Колян. – Разрядился полностью, должно быть, Андрей его еще в четверг оставил.
– Минуточку, – медленно проговорила я. – Галка говорила, что в четверг после работы Андрей пришел домой поужинать, созвонился по телефону с какой-то бабой, договорился о встрече и смотался. Больше он домой не возвращался, а ночью его убили. Выходит, он еще раз заходил на работу? А зачем?
– Да переодеться, наверное, хотел, – легко ответил Колян. – Небось вылетел из дома под Галкины вопли в чем был, в непрезентабельном виде. А на работе у нас у каждого есть шкафчик, я в своем спортивную форму держу, чтобы на тренировки ходить. А у Андрюхи, помимо физкультурной одежды, был целый гардероб, даже пиджачная пара и сорочки на вешалочках.
– Это очень интересно, – задумчиво произнесла я.
В связи с полученными от Коляна сведениями у меня зародилась некая мысль, которую нужно было обстоятельно и неторопливо додумать до кондиции. Понимая, что это удастся сделать только после отбоя, я поблагодарила присутствующих за ужин и компанию, вытащила из-под стола Масяньку и вместе с ним пошла в сто первый раз смотреть «Ну, погоди!».
Герман Трофимович Дудликов и его верный помощник Виктор Душин гуляли по маленькому скверику, расположенному на пересечении двух оживленных городских улиц. Тенистый оазис с красивым фонтаном, украшенным скульптурой индийского слона, и детской игровой площадкой в народе был известен как «Голубятня». Это название было обязано своим появлением постыдному факту существования в городе определенного количества представителей известного сексуального меньшинства, каковые якобы избрали своей штаб-квартирой слоновий сквер.
Об этом широкая общественность впервые узнала в середине девяностых, когда одна из городских газет отважно поместила на своих страницах разоблачительную статью под названием «Гомосексуализму – бой!». Впрочем, злые языки утверждали, что и сами «голубые» только благодаря этой статье узнали, что они должны собираться в сквере со скульптурным хоботным. Так или иначе, но с тех пор неизвестные лица, отстаивая права угнетенных секс-меньшинств в режиме бесконтактного протеста, регулярно малевали лазоревой краской на сером цементном заду монументального слона название исторической газетной статьи, переиначенное с откровенным намеком: «Гомосексуализму – boy!». Срамную надпись закрашивали, но она появлялась вновь, и, когда неровный слой краски над слоновьим хвостиком стал напоминать целлюлитный бугор, в сквере организовали своеобразный пост: некая спортивная фирма, понукаемая властями, соорудила обочь слона баскетбольную площадку. Здоровенные парни, похожие одновременно на жирафов и на бизонов, сбрасывали собственное сексуальное напряжение энергичной групповухой с баскетбольным мячом и заодно поглядывали, не появится ли в сквере один-другой «голубчик». С подозрительными типами проводилась воспитательная работа типа «мордобой».