Звезда моей судьбы

К полудню мы покинули подземный туннель и въехали в долину. Стоя на небольшом уступе, нависающем над расстилающимися невдалеке обжитыми землями, прикрытыми туманной дымкой, тянущейся от теплых источников, отец гостеприимно вытянул руку.

— Смотри! — требовательно призвал он. — Смотри внимательно!

Направляемая его жестом, я глянула вниз и замерла, сраженная и очарованная, будучи не в силах подобрать слова, чтобы описать всю прелесть открывшегося зрелища. Король неторопливо заговорил, описывая каждое здание и каждый уголок прекрасного Дархэма, похожего на хрупкое хрустальное сокровище, обернутое в полупрозрачную вуаль из легчайшего тумана.

Внизу, собранные в ласковую пригоршню мохнатых горных склонов, громоздились дома, островерхие башенки и крытые синей черепицей купола, зеленые платки садов, мосты и виадуки с легкими арками. Чуть левее темнел четырехугольный двор сторожевой цитадели Кремник с колокольней… Я жадно вбирала в себя эти образы, смотрела и не могла насмотреться. Дархэм во многом превосходил Блентайр, который стал всего лишь его бледной копией, черно-белым сном, наброском будущего художественного полотна, не воплощенным в реальность.

Вдруг туман развеялся, показался Сол, и из щели между горными вершинами хлынуло золотисто-алое сияние. Подобное финальному аккорду музыкальной симфонии, оно расплавляло формы домов и превращало их в сказку и мираж. Все смешивалось, дрожало тенями, одевалось сияющей зыбью, бросало искры, подобные мечам и копьям. Со стороны Кремника донесся гулкий, переливчатый звон колоколов. Когда их звуки почти затихли, с главной дворцовой башни раздался певучий голос мага:

— Славься, благословенный город Дархэм, и помни, что бог Шарро превелик! Вставайте на молитву, на молитву, молитва лучше сна…

Расширив глаза от удивления, я всеми фибрами своего ждущего чуда естества впитывала открывающуюся картину. Склоны гор, поросшие диким фенхелем и тимьяном, розовый снег на вершине перевала, кроны каштанов и платанов на городских улицах, маленький пруд на площади, затянутый круглыми листьями фацелии. А в самом центре Дархэма стояла нереально высокая и острая, как игла, башня, подпирающая облака. И веяло от нее чем-то невыразимо печальным, прекрасным и опасным… Я растерянно моргнула, усилием воли отгоняя приступ нехорошего, судьбоносного предчувствия.

— Как вы смогли сотворить подобное? Откуда такая сила?.. — Чуть слышно шептала я, обессилев от переполняющих душу эмоций.

Подъехавший к нам Лаллэдрин низко наклонился с седла, заглядывая мне в глаза. По его лицу блуждала несмелая улыбка узнавания, будто он видел отнюдь не меня, а ту героиню древней сказки, которую ждал много лет и почти отчаялся дождаться.

— Спроси лучше, как можно удержать в себе эту силу, когда нечто неуправляемое прорастает из человека и завладевает им? Назови ее как угодно: предначертание, рок, фатум… Скажи, ты тоже ощущаешь ее в себе?

Я задумчиво кивнула, осмысливая его слова и по-прежнему не отводя взора от панорамы города, который должен стать моей судьбой.

И, словно отвечая моим чаяниям, мираж дрогнул, обрел форму, объем и воплотился в действительность. Светлый, омытый горным воздухом, открылся передо мной город Дархэм. Я поняла, что с первого взгляда, раз и навсегда безоглядно влюбилась в него и душой, и сердцем. Влюбилась в этот неповторимый «дар судьбы», права обладать которым я еще не заслужила!..

Меня чрезвычайно утомила долгая церемония триумфального шествия по городским улицам, сопровождаемая замысловатыми магическими ритуалами, совершаемыми учениками Лаллэдрина. Наклонившись к моему уху, верховный чародей растолковал смысл волшебного действа, призванного обеспечить счастливое будущее новорожденного принца. Король Кантор Эврелий и его супруга Эвника произвели на свет восемь дочерей — старшая из них, инфанта Эвридика, до сего момента считалась наследницей трона, — но при этом они продолжали надеяться на рождение сына. И вот теперь, благодаря моей помощи, долгожданное событие наконец-то свершилось…

— И вот фигурки смешались, нарушив законы шахматной доски, — вполголоса, будто разговаривая сам с собой, проворчал маг. — А крохотная, слабая пешка самостоятельно дошагала до границы неведомого и вышла из повиновения воле игроков.

— О чем вы сейчас говорите, учитель? — не поняла я, вполуха прислушиваясь к его витиеватым рассуждениям.

— О шахматах, любимой игре богов, — невесело рассмеялся Лаллэдрин. — Они придумали правила и разделили мир на две армии, черную и белую, ввязав их в бесконечное противостояние. Много столетий мы послушными фигурками передвигались по предназначенным для нас клеткам, разыгрывая задуманную богами партию. Но вот появилась ты, и правила нарушились, утратив свою актуальность. Кто знает, чем закончится древняя война.

Я задумчиво хмыкнула, припоминая странные признания богини Банрах. Кажется, я стала отнюдь не первой, кто возжелал самостоятельности и заплатил за нее безмерно высокую цену. Заплатил своей свободой! Вот и выходит, что ты не сможешь стать абсолютно независимым, если от тебя что-то зависит.