Звезда на одну роль

Кравченко стал своим оттого, что в былые времена он частенько приезжал в отдел к Кате и, если было нужно, помогал на свой лад и ей, и ее друзьям. «Вам лишняя пара рук не помешает, а мне тоже удовольствие — любимой девушке подсобить», — говаривал он. В конце концов ему даже выдали удостоверение внештатного помощника милиции, что его немало позабавило. Надо сказать, что, к удивлению Кати, Кравченко и каменские оперативники понимали друг друга с полуслова.

— Бросай ты хмыря своего, иди лучше к нам, — не раз подзуживал его Сергеев. — Ведь обрыдло тебе с ним, я по глазам твоим, Вадь, вижу. Ты ж наш, наша кость. Деньги, что ль, держат?

— Не в деньгах дело, — отвечал Кравченко. — Но с ходу такие дела не решают.

— Как раз с ходу и решают, — басил Сергеев. — Таким орлам парить суждено в свободном полете, а не дверцы в лимузинах всякой сволочи открывать. К себе-то в контору не думаешь возвращаться?

— Упаси Бог, — кривился Кравченко. — Уж лучше к вам.

— Учти, Жданович, ну, помнишь его, вернулся. Расплевался с банком своим — мол, гниды вы все там, сволочи и буржуи — и к нам опять. Если надумаешь — только мигни. Старший опер, через год — начальник отдела. С твоим-то опытом, Вадь, слава Богу! А там... Место всегда твое Денег вот только больших не обещаю.

На этот раз, пока Катя листала в Ирином кабинете уголовное дело, возбужденное по факту разбойного нападения на коммерческий магазин «Ниссан», бывшее в производстве ее подруги, Сергеев увел Вадима в свой кабинет. Туда же, заглянув предварительно к Кате, вскоре прошествовал и Гена Селезнев. Проштудировав дело, Катя решила узнать, что эта троица замышляет. Открыла дверь тихонько и...

— Так, значит, там поворот... — Кравченко глубокомысленно смотрел на наручные часы, затем осведомился у Селезнева:

— Ты когда с ним там будешь?

— В семнадцать пятнадцать.

— Рано. Надо попозже.

— Ну давай в шесть. В шесть смеркается уже. Но вообще там мало кто ездит.

— У меня «семерка» синяя.

— Старая, что ль? — удивился Селезнев.

— Ага.

— А чего новую не купишь? С такой-то зарплатой иномарку бы застолбил.

— Я не пижон, — важно ответил Кравченко. — Старушка ползает — и ладно. Кокнем — купим другую. А зарплата... Нонешнюю бы зарплату да в прошедшее бы время, эх! Хоть бы на недельку!

— Да мне б на всю жизнь хватило, — ухмыльнулся Сергеев, увидел Катю и сразу как-то неестественно оживился:

— Катюш, тут Вадик отъедет на часик-другой. Уж не ругай его. А я, если хочешь, Борисова сейчас из отдела наркотиков к тебе подключу, у него масса историй интересных, даст тебе интервью и...

— Не хочу я никакого Борисова. — Катя с подозрением оглядела притихшую компанию. — Вы о чем тут шепчетесь?

— Да так, плюшками балуемся, — Кравченко потупил синие глазки.

— Я с ним поеду. — Катя села и положила ногу на ногу. — Его одного никуда пускать нельзя, а то вы все в тюрьму загремите за превышение служебных полномочий.

— Ну тогда стенд ап, радость моя. — Кравченко легко поднялся и застегнул куртку. — До встречи, ребята.

— Ты только не очень усердствуй, — предупредил Селезнев напоследок. — Челюсть-то не казенная. Катя похолодела.

— Что вы задумали? — строго спросила она в машине. — У кого это не казенная челюсть, а?

Кравченко с невинным видом крутил баранку, разворачивался, выезжая на Каменское шоссе.

— Я, кажется, тебя русским языком спрашиваю.

— У Гены, душечка. У Геночки Селезнева.

— То есть? Да в чем дело-то? — встревожилась она.

— Ну, в общем, дела такие. — Кравченко усмехнулся. — Наклевывается тут одна оперативная комбинация. Ничего страшного, даже живописно. Тебе, как будущей звезде криминального романа, может, когда и пригодится. Выступаем каждый строго в своей роли. Ты — в роли бессловесного зрителя, я — в роли благородного отца, а Таратайкин...

— Что еще за Таратайкин? Кравченко снова взглянул на часы.

— Двадцать минут еще, успеем. Я вот тут на обочине приторможу. Ну ладно, слушай и запоминай.

Три месяца назад, как сообщили мне ребятки из розыска, искали здесь одного гада — подвального сладострастника. Заводил он малюток дошкольного возраста в подвал, обещая показать котеночка, снимал с них трусики, с себя подштанники, а дальше — полный набор из статьи «растление малолетних». Семь случаев здесь таких зафиксировали. И дети все от трех до пяти лет, от старших он, видите ли, не балдел.

Ну наконец вышли сыщики на одного типа — тренер местного оздоровительного клуба при Доме культуры. Застукали его, когда он вел трехлетнюю Катю Звонову (заметь, тезку твою) в подвал. Дворничиха его срисовала. Ну, привезли в отдел, ну, поговорили — молчит, кричит, грозится, ругается: «Я ничего такого не хотел. В чем вы меня подозреваете? Никого я никуда не вел, малюток знать не знаю, и вообще я жаловаться в ООН буду, в Гаагский трибунал...» — и все в этом роде. Ну что ребяткам-операм делать? Не лупить же его такого, а? Закон, закон наш гуманный рукоприкладства не позволяет. И жаль, ох, как жаль!

— Ну и что? А ты-то тут при чем? — Катя насторожилась. — Просто надо сделать опознание. Потерпевшие его опознают, и тогда...