В горах ночная стелется прохлада.Дымит костер. Кругом сырая мгла.Спят басмачи под грудою халатов,Но бодрствует над ними Файзула.Его, на свет рожденного войною,Клинок не рубит,Пуля не берет,И не имеет равных под луноюКарабаир, стремящийся вперед.Сидит басмач лоснящеюся тушей,И нестерпимо ясен лик его,И те дожди, что все пожары тушат,Ему не в силах сделать ничего.Он, как отец, хлопочет над отрядом.А у костра, не опуская век,Расположился, точно равный, рядомНевзрачный, кривоногий человек,Но, видно, птица дальнего полета…Он тоже вождь. Хотя бы потому,Что темное устройство пулеметаЕму знакомо в банде одному.Да и при блеске солнечного светаЕго не сабля выделит, не конь,А борода немеркнущего цвета.Багровый, медленный ее огоньНам осветит теперь иные вещи,Чтоб за порогом уголовной тьмыЭтапы биографии зловещейЯсней и резче различали мы.Немалый срок придется нам отмерить,Чтобы найти первоначальный след,Когда открыл кадетский корпус двериИ прапорщика выпустил на свет.И он понес по узким тропам мираСияние военного мундира,Переменил полдюжины пехотныхЗаброшенных в провинции полков.Играя в карты,Бреясь неохотно,Терпя нуждуИ не платя долгов.И жизнь его катилась молодая.Потом — война,Где, не жалея силИ храбростью нисколько не страдая,Он от снарядов ноги уносил.Потом —Война иного устремленьяЕго переместила на Восток,И он попал в стремительный потокВсеобщего от красных отступленья.Бежал с людьми, прожженными дотла,Не умываясь,Бороды не бреяИ оживая только у стола,Когда на нем бутылок батарея.Потом и это кануло на дно…Война, и жизнь, и гибель заодно —Все сплошь покрыто матерною бранью,Все пройдено.И не его вина,Что нет ни офицерского собранья,Ни денщика,Ни девки,Ни вина.Что не добромИ не судом судеб,А волею российского народаЗа рубежом,Среди чужой природы,Он обречен искать и кров и хлеб.Но все пошло по маслу у него,И под сияньем неба голубогоОн был молниеносно завербованРазведкой государства одного.Там года дваС успехом неизменнымЕго — на выбор — обучали бытьАфганцем, и таджиком, и туркменомИ все остатки совести забыть.И, обучив,Забросили с размахаВ дипломатию азиатских стран,Где он, Христа меняя на Аллаха,Евангелье меняя на Коран,Жил с племенамиВ постоянном страхе.Потом привык, наглея по углам.Попы, муллы,Цари и падишахи —Не все ль равно?..Пусть властвует ислам.И, странствуяИ заметая след,Он дотянулся до такой вершины,Что, в счет не принимая матерщины,Не говорил по-русски восемь лет…Вот он сидит — на то имея право,Как с братом брат,От Файзулы направо.Над ними слабый свет ночных планет…Дымит костер…Что делать в этой яме, —Баранов жратьИ водку пить с друзьями?А где друзья?Их и в помине нет.Живи, шпион.В ночах нагих и черныхЧужих народов слушай голоса,И жен своих, немытых и покорных,Люби, закрыв тяжелые глаза.Живи, жирея у чужой наживы.Где Файзула,Набитый салом шар,Надменный трус,Хитрец тупой и лживый,Рукой другогоЗагребает жар.Где требует отчета без пощадыБританец, холодней, чем снега наст,Что и в пески не выйдет без перчаток,Но и в перчатке руку не подаст, —Тут не разбить железной цепи звенья.И только в те жестокие мгновенья,Когда, сжимая руку на кинжале,Гремел грабеж, неся зеленый флаг,Вопили всадникиИ кони ржали,Врываясь в перепуганный кишлак,—Он ощущал еще биенье сердцаУскоренное.В громе и дымуШли, озверев, его единоверцы,Такие ж ненавистные ему,Как только что убитые дехкане.И все в багровом плавало туманеИ навсегда переходило в тьму.