Звезда над рекой

То было ночью, от столиц вдали,
Над мхом болот, ничем не знаменитых.
Мы, сбросив бомбы на врага, ушли
Сквозь заградительный огонь зениток.

И вот уже родной аэродром,

Плывет рассвет, слабеет гул мотора,
Потом — деревня, и знакомый дом,
И маленькая комната майора.

Нас было двое. И, как с давних пор

У всех мужчин, наверное, ведется,
Мы завели тот самый разговор,
Что неизбежно женщины коснется.

Майор сказал: «Уже четвертый год

Меня война с женою разлучает.
И я не знаю, как она живет,
Как я живу — она того не знает.

Винит меня, быть может, в ста грехах,

И мне никак не сговориться с нею, —
Хоть ты б ей, что ли, написал в стихах
То, что сказать я в письмах не умею.

Ты напиши, что в темноте ночной,

Такая ж, как на довоенном снимке,
Она всегда летит на смертный бой
Со мною рядом в шапке-невидимке;

Что светлый облик милого лица,

Что лишь она одна, а не другая
Ведет меня к победам до конца,
У края смерти жизни помогая…»

Вот, Анна Алексевна, разговор,

Который, вне обыкновенных правил,
Зарифмовал я, как просил майор,
И ничего для рифмы не добавил.

И Вы должны поверить вновь и вновь,

Хоть это плохо передано мною,
В ту самую великую любовь,
Что у солдат проверена войною.

Июль 1944

Пехотинец

Был жаркий полдень. Были травы
Нагреты солнцем. На реке
Шла полным ходом переправа,
И на шоссе невдалеке
Клубилась пыль.

И вот тогда-то,

Уже на правом берегу,
Я увидал того солдата
И почему-то не могу
Его забыть.

Хранит мне память,

Как по-хозяйски, не спеша.
Он воду крупными глотками
Из каски пил, как из ковша.
Напился, поглядел на запад,
На дым горящих деревень —
И снова в бой.

И я внезапно

Увидел тот грядущий день,
Который будет всех светлее.
Когда под грохот батарей
Мы зачерпнем воды из Шпрее
Солдатской каскою своей.

Июль 1944

Нашивки