Джил вдруг оказался в другом месте — каюта и гость исчезли, сменившись пасмурным пейзажем низкой равнины. Сумрачное небо висело над серой, истрескавшейся землей. Джил не сразу осознал то, что видит, его внутренний человек пытался не понимать открывшееся перед ним. Огромный эскалатор, стоящий на худых, металлических фермах, поднимался высоко вверх и на его ребристой, грязной ленте, лежали обнаженные, мертвые тела. Там, где нос эскалатора обрывался скрипящим катком, высилась широкая, необъятная гора трупов — голых, бледных, закопченных и под ней грубого вида железные машины, выплевывали в эту гору длинные языки пламени — яркого, ревущего. А у подножия самого эскалатора, копошились люди с лицами похожими на лошадиные морды — вытянутые, с тонким узким ртом, и они быстро и энергично стягивали с кузовов других железных машин голые, обезображенные тела, волокли их по сходням к началу эскалатора и бросали вниз.
Джил увидел нескольких странного вида людей, одетых в синюю униформу, которые стояли в обнимку, склонив голову на бок, и другой, такой — же, как они, в синей униформе целился из фотоаппарата и что — то им говорил…
Джил хотел закричать, хотел высвободить из своей груди страх и отвращение к увиденному, но не смог.
Потом картинка сменилась.
Он плавал в космосе и вокруг были звезды — чужие, яркие и большие. Несколько космолетов, расположившись далеко друг от друга, выстреливали по голубой, прозрачной планете зеленые стрелы лучей, и там, в неизвестном ему мире, кипел и пучился океан, клубы густого серо — белого пара поднимались высоко в атмосферу, закрывали поверхность планеты мертвой, черной тенью…
Картинки менялись одна за другой — существа и миры были Джилу не знакомы, они, как призраки далекого и неведомого, появлялись и исчезали, сопровождались ревом и криком на неизвестных ему языках, просящих о помощи, молящих кого — то, о чем — то.
Их вопль замирал на высокой ноте — истошный, обреченный…
Неожиданно все прекратилось. Джил не знал сколько прошло времени, пока он смотрел картины далеких катастроф. Теперь гость по — прежнему сидел в своем тяжелом кресле у камина, а сам Джил, свесив ноги с кровати, пораженный и потрясенный, смотрел перед собой, все еще переживая увиденное.
— Все одинаковые, Джил. Везде одно и то же. Ничтожества никогда не меняются. Никогда. Они любят себя обманывать, любят, чтобы о них хорошо говорили. И они всегда ненасытны. Их душат зависть, жадность и похоть. Им достаточно сказать — идите убейте тех, потому, что они другие, и возьмите то, что принадлежит им, себе, и оно станет вашим! И больше ничего говорить не надо. Они пойдут и убьют и возьмут не свое. Потому что очень этого хотят, а не потому, что кто — то им сказал сделать это. Им всегда нужен повод, чтобы оправдать собственное зло, придать ему значение добра. Но чужое никогда не станет твоим, даже если сильно захотеть. Оно разъест тебя словно кислота. Всегда и везде — одно и то же. Ничтожества поедают друг друга. Ничего не меняется. И не важно из — за чего происходит грабеж, из — за чужой жены, чужой планеты или глиняного черепка. Всегда нужен повод, что — бы себя оправдать. Ты не задумывался Джил, над тем, что ты здесь делаешь? Зачем ты куда — то летишь?
— Ты убил Зарю!
— Я? Убил Зарю? Ты всерьез можешь поверить в то, что такое чудовищное дело можно совершить? С чего ты так решил? Тебя даже не смутил тот факт, что между мной и мирами Содружества — пропасть пространства. Каким образом я мог бы их всех погубить?
— Ты это сделал. — Джила трясло, он все никак не мог унять дрожь в теле: — Я видел сны.
— Сны. Понятно. Ты видел сны. Ты видел, то, что я показал тебе. Видишь ли, Джил, я игрок. Согласись, что в моем положении трудно себя чем — нибудь развлечь. Но это уже детали. А вот ты еще больший дурак, чем я о тебе думал. Ты поверил снам! Джил! Ты идиот? Ты из тех кретинов, которые верят сновидениям? — Гость громко рассмеялся: — Ты увидел сон, который я же тебе и показал, и теперь готов умереть? Это смешно. Мало того! Ты идешь убивать. Убивать Джил, а ведь ты меня даже не знаешь. Просто тебе сказали — убей, и ты пошел. Все. — Гость вздохнул тяжело и протяжно и Джил заметил на себе пристальные, осуждающие взгляды звезд: — Ты трус, лжец и предатель, захотевший стать убийцей. Нет, нет, я не отговариваю тебя. Это твой личный выбор. Но ты жалок Джил, жалок и даже не смешон. Ты меня огорчаешь.
Джил заметил, как тень огорчения и печали пронеслась по каюте, затуманила звезды под потолком и в чернеющем иллюминаторе, и две чугунные девицы на каминных часах, горестно покачали своими серыми головками.
— Там, на древнем космолете, ты удивил меня. Впервые за очень долгое время, я был удивлен. Ты рискнул своей жизнью ради той флорианки, рискнул, когда счастье было рядом с тобой. И победил. Это было сильно, мой мальчик. Это впечатлило.
Джил видел глаза Гостя — светящиеся бледным, серым светом.
— Отпусти Малыша, — вдруг произнес тот: — Отпусти его, Джил.
— Ты о ком?
— О том, кого вы держите у себя на корабле, о том кто убивает вас. Малыш. Отпусти его.