На какое — то мгновение ему почудился призрак памяти — лежащий на полу, в большей багровой луже, мертвый Гуэн, он лежал лицом вниз, а в его обтянутой белым комбинезоном спине, виднелись пять маленьких отверстий из которых кровь залила спину и бедра флорианина, растеклась по полу — уродливая, безобразная. И словно уснувшая Тресса Ига, положив голову на стол, сидела в кресле, и ее черные с сединой волосы, скомкала загустевшая кровь…
Джил вздрогнул и внутренним усилием отогнал это видение и, помня как провожал их к челноку — живых и озабоченных этим своим отбытием, устыдился самого себя.
Подумать о живых, как о мертвых!
После возвращения на Зарю, надо бы как следует отдохнуть. Никаких полетов. Только семья и дом. Он будет проводить все время с женой и сыном. И никаких дел, никаких тревог и забот. Хотя, конечно — же, Сол припрется со своим, как обычно, внезапным визитом. Да и Дождь вряд ли будет долго пропадать на Оре…
Проиграв — как всегда, Джил посмотрел на Ааоли. За ее спиной тянулись длинные ряды книг — старых и новых, в темных тесненных переплетах, из картона и кожи. В тени полок ему показалось, что виднеется матовая, свалявшаяся пыль. На переплете одной из книг — темно — коричневой, с золотым тиснением, Джил прочитал — «Идущий Гром. Философия миров». Он не мог припомнить точно, но был уверен в том, что автор этой «философии» — Идущий Гром, жил задолго до Большой Вспышки, наверное пять или шесть тысяч лет назад, и считался самым выдающимся философом древности.
Джил его никогда не читал. Он вообще не любил философию, но глядя на корешок книги, на ее тусклые, золотые буквы, на пыль прилипшую к ее картону, Джил испытал чувство, похожее на сожаление, словно то, что книга эта стоит на полке в забвении, есть горькая несправедливость к ее автору — Грому, и прочитать ее или хотя бы начать, пройти несколько глав, было бы честно и порядочно по отношению к этому, давно умершему человеку…
И еще.
Он подумал, что очень странно видеть, на почти пустой и безлюдной «Стреле», эту огромную библиотеку.
Словно очнувшись, Джил перевел взгляд на Ааоли.
Флорианка сидела, не глядя в свои карты, что держала в руках, на ее тонких губах играла задумчивая улыбка.
— Вернемся и я никогда не покину Флорию, — произнесла она: — Муж не отпустит, — и Ааоли счастливо рассмеялась, радостно и легко: — Да и пора уже обзавестись котятками. А то вы мне порядком надоели. Особенно ты, Дож.
Она увидела, что Джил смотрит на нее, и показала ему язык.
— Мой хороший, не скоро мы с тобой свидимся.
Джил смотрел на ее счастливое лицо, на блеск в зеленых кошачьих глазах, и в нем возникло щемящее чувство, не уместное сейчас и здесь, словно он жалел ее в чем — то не осознанном, непонятном.
Сол бросил карты на стол.
Солу все надоело.
— Все! Баста! — Сол Дин откинулся на спинку кресла, размял плечи: — Не могу больше. Надо-о-о-е-е-ло!
Дождь Ясень недоуменно оглядел всех, спросил:
— Ребята, вы чего? До вечера еще прорва времени!
— Я в Бомбовый схожу. — Джил положил карты на стол, с нескрываемым облегчением: — Дальше без меня.
— Завтра сходишь, — не унимался Дождь.
— Дож, твои карты уже всем осточертели! — Ааоли фыркнула: — Лучше целыми днями песни петь, чем тебе проигрывать. Я, например, знаю много песен. А, Джил? У тебя есть какая — нибудь любимая песня?
— Ребята, — Дождь замотал головой: — Это не серьезно…
— Джил.
— Я не любитель петь. Ты же знаешь.
— Джил, спой свою песню. Ну, я тебя прошу. Никогда не слышала, как он поет. — Ааоли рассмеялась.
Что — то нарушилось.
Словно в этот момент в атмосферу библиотеки, подул ледяной, колючий ветер. И ты уже не можешь не замечать его, а ищешь причину, по которой стало холодно, и дрожь коснулась твоего тела.
Они еще что — то говорили, но Джил их не слушал. Он замер, прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь разобраться от чего вдруг возник этот диссонанс, как будто, увидев в куче хлама нужную ему вещь, Джил стал разгребать лишнее, пробиваться к тому, что привлекло его внимание.
— Джил, что с тобой?
— Он петь не хочет…
Петь.
Песня…
Слова сложились в голове Джила в одну тяжелую строку, и эта строка потянула за собой все остальное — забытое, покрытое пылью и забвением. Откуда — то из глубины его сознания, выплыла одна фраза, постепенно обретая звук и смысл, она вспыхнула перед ним, как Светило заливает собой полуденный мир, подобно спешащему по делам человеку, который торопиться, который расталкивает все и всех на своем пути.
«Спой свою песню…»
Нет, не все. Там было еще что — то.
И он вспомнил.
«Спой свою песню, парень».
Джил словно поднимался из — под толщи воды — греб руками изо всех сил, глядя туда, где виднелся проблеск света. Он чувствовал себя просыпающимся ото сна, но сон этот еще не отпускал его сознание, лип к нему, обволакивал, убаюкивал, пытался сохранить над Джилом свою власть.
Кто сказал ему это? Чьи это были слова?
«Спой свою песню, парень».
Окружающее стало глохнуть, отодвигаться от сознания Джила, становиться нереальным.
Он ответил тому человеку, тогда. Сказал, что… Что он сказал ему?
И Джил вспомнил то, что ответил тому человеку.
«Я — спою».