Звезда печального счастья

— А я что ж, я согласная, — радостно закачала головой Матрена. — Куда ты, туда и я. Все равно как нитка с иголкой. Ты ж на моих руках выросла, куда я тебя отпущу, одну-то?

Но Наталье Дмитриевне пришлось выдержать и еще один нелегкий разговор.

Вечером за ужином Дмитрий Акимович сурово поглядел на дочь и хмуро спросил:

— Мать правильно мне донесла, в Сибирь собираешься?

Наталья Дмитриевна молча кивнула головой.

— И на кого же нас бросаешь?

Наталья Дмитриевна внимательно посмотрела на отца. За последние годы он сдал, стал сильно седеть, облысел и седые кустики бровей его насуплено сдвинуты были к самой переносице.

— А вы хотите, — медленно заговорила она, положив салфетку и отложив в сторону вилку, — чтобы я вышла снова замуж, жила и благоденствовала в то время, когда мой муж там страдает?

— Твой муж, — взорвался Дмитрий Акимович, — должен был знать, что на его руках семья, что у него двое детей, и не должен был лезть во всякие заговоры! Как он посмел против государя-батюшки? Как он только мог устраивать какие-то заговоры!

Наталья Дмитриевна уставилась в тарелку.

— Я думаю, — тихо и спокойно начала она — знала, что только спокойным негромким тоном можно утихомирить отца, — что вы, отец, знали, что делали, когда отдавали меня за человека, вдвое старше меня…

Дмитрий Акимович словно задохнулся. Он во все глаза глядел на дочь, узнавая и не узнавая ее.

— Вы хотели мне лучшей судьбы, — продолжила Наталья Дмитриевна. — Бог вам судья. Вы сами выбрали мне мужа, и не мне судить, хорошо или плохо он поступал. Я тут учусь примеру матушки — она никогда не осуждала вас и не ругала, когда вы что-нибудь делали не так.

Марья Павловна обрадованно подняла глаза — в кои-то веки удостоилась похвалы от дочери — и даже не обратила внимания на дальнейший смысл слов.

— Но я могу его осуждать, — снова возвысил голос Дмитрий Акимович. — Я отдал, я могу и назад забрать…

— Нет, Бог соединил нас. Я не могу порочить своего мужа, он мне муж, и этим все сказано. Венец в церкви соединил нас. Вы помните, как я плакала и просила вас не отдавать меня ему. Вы решили, что будет так. Но теперь вы мне больше не можете приказывать, я теперь мужняя жена и могу подчиняться только его слову. Он уговаривал меня не оставлять детей и не ехать за ним в Сибирь, он слезно умолял меня не делать этого.

Все они замолчали. Как-то им в голову не приходила эта мысль. Они-то думали, он приказывает ей ехать за собой, а он отказывал ей в этом.

Над столом повисла гнетущая тишина.

— Вот видишь, он сам говорит, — неуверенно начал Дмитрий Акимович, — и дети опять же, и ты еще молода, будешь и в другой раз счастлива.

— Дети, — раздумчиво проговорила Наталья Дмитриевна, — что ж, если они вам в тягость, я отвезу их в Марьино, к свекрови…

— Ты что, ты что, — замахал руками отец, — что ж, мы детей не вырастим, что ли, внуки же ж…

— Какие вы у меня хорошие, — печально сказала Наталья Дмитриевна, — вы самые лучшие люди на свете, которых я только знаю…

Марья Павловна сразу же всхлипнула. Редко ей удавалось слышать от дочери хорошие слова.

— Но отец, если бы с тобой случилось несчастье, разве маман бросила бы тебя в горе и лишениях? Она всю жизнь с тобой, делит все радости и горести пополам. А разве я хуже маман? Она воспитала меня такой же, как сама, верная, преданная жена. Почему же вы думаете, что я могу быть плохой у таких родителей, как мои…

Защипало глаза и у Дмитрия Акимовича.

— Богом мы соединены и неразрывными узами, — еще печальнее сказала Наталья Дмитриевна, — позвольте и мне быть таким же хорошим человеком, как вы сами…

На следующий день всей семьей готовились к отъезду Натальи Дмитриевны в Сибирь.

Глава десятая

Разглядывая свое лицо в зеркале, Николай опять усмехнулся, вспомнив вчерашний маскарад. Ну и шуточку устроила его дочка, ну и проучила своего старого отца. Ну и дочка!

Он обратил внимание на молоденькую маску, которая была так стройна, изящна, одета цыганкой в роскошной бархатной юбке и коротеньком лифе, сквозь который проглядывало такое соблазнительное молодое тело, что он не удержался и пригласил ее на танец. Танцевала она очаровательно. Ее тоненькая фигурка словно плыла в его руках, а веселые голубые глаза, выглядывавшие из прорезей маски, словно искрились заразительным весельем. Он ни на шаг не отставал от нее, и цыганка так блестяще танцевала свой номер, так прелестно закрывалась огромным веером из страусовых перьев, что у него не на шутку разыгралось воображение. Как, должно быть, хороша и страстна она в постели! Как легко разражается непринужденным смехом, как все ее движения полны страсти и неги!

Нет, он не выдержал! Он весь вечер говорил ей скабрезности из лексикона гвардейского кавалериста, старался покрепче обхватить ее скользящую фигурку. Она уворачивалась, но так отчаянно кокетничала с ним, что он, пожалуй, впервые увидел такую раскованность, такую грацию и изящество, что потерял голову.