Звезда печального счастья

Николаю он доложил, что старец вовсе не похож на Романовых, что розгами его наказали хоть и напрасно, но за дело — бродяжит всю жизнь, а теперь выслан в Боготольскую волость Томской губернии и помещен на жительство в Казенный Краснореченский винокуренный завод и приписан к деревне Зерцалы. На работы его не назначают ни на какие, потому лет ему много и глядит старцем, но путь до деревни Зерцалы прошел бодро в железах и вместе с другими ссыльными…

Николай внимательно всматривался в Михаила, но не нашел в его глазах лукавства и стремления сохранить тайну и поверил младшему брату, что этот Федор Кузьмич не имеет никакого отношения к Романовым и даже не смотрится Романовым…

Правда, он не оставлял из виду этого старца и знал дотошно все, что с ним происходит. Но уверенности, что это брат Александр, у него уже не было. Что же сталось с ним, он так и не доискался — канул в воду. То ли последовал совету государя, и принял пилюли, и могила его неизвестна, то ли пошел бродяжить. Но раз объявился Федор Кузьмич и не похожий на всех Романовых, как уверил его Михаил, значит, и думать не о чем. Однако нет-нет да и закрадывалась у него мысль о брате. Но пока в государстве все было спокойно, нигде не просачивались слухи и молва об Александре — он перестал думать о нем…

Александр был рад, что его оставили в покое, а перед Михаилом он не стал и открываться — нарочно горбился, нарочно прижмуривал глаза и весь преображался. Так что действительно не был похож на Романовых — высоких, голубоглазых, статных…

Его оставили в покое, и он надеялся, что никогда больше брат Николай не вспомнит о нем…

А Николай приказал тайно вынести из саркофага Александра лежавшие там останки и похоронить их у крепостной стены близ Петропавловской крепости. Он надеялся со временем заполнить саркофаг тем, что ему принадлежит по праву…

Благословляю небеса

Сборы в дорогу были мучительны и печальны.

Глава первая

Почти месяц добиралась Наталья Дмитриевна до Читинского острога. Позже не любила она вспоминать о мучительных минутах прощания с родным домом и детьми. Марья Павловна ударилась в слезы, истерику и обморок, Митенька рвался из слишком тесных объятий матери и таращил пуговки-глазенки испуганно, почти с ужасом. Один Дмитрий Акимович сохранял наружное спокойствие и все хлопотал по устройству лучшего переезда, а крохотный Мишенька лениво пускал пузыри и равнодушно увертывался от прощальных ласк матери.

Матрена переглядывалась и пересмеивалась с верным Федотом — она уговорила Наталью Дмитриевну взять с собою и его — государь разрешал брать двух дворовых людей по их согласию с собою в Сибирь. Матрена давно заметила, как ласково поглядывал Федот на ее пышную фигуру да и повиновался ей со всей лаской и угодливостью.

Наталья Дмитриевна обошла весь дом в Давыдове, земно поклонилась каждой комнате и каждому простенку, а возле вишни, далеко над крышей простершей свои голые по зиме сучья, стояла долго и тихо поглаживала шершавый ее ствол, въевшийся в стену, словно и кирпичная стена стала частью ее самой, ее живой души.

— Увижу ли я тебя еще когда-нибудь? — шептала Наталья Дмитриевна. — Зацветешь ли ты по весне и осыплешь землю вокруг белыми лепестками? Или засохнешь от тоски и скуки? Или раздуплишься гнилым стволом и расколешься на части, так и не узнав более прикосновения родных рук?

Вишня глухо ворчала под ветром голыми сучьями, стучала веткой о крышу, как будто возмущалась отъездом Натальи Дмитриевны. Но не забыла, видать, она, как отпаивала ее девочка водой из кружки, как ставила вокруг беспомощного тоненького стволика препоны и преграды для чужих ног и равнодушной жестокости, как радовалась первым хилым ее листочкам, а потом могучим гроздьям цветов! Кому в окошко будет заглядывать она, эта высоченная и могучая вишня, кому стелить под ноги лепестки и бросать прямо в рот спелые, крупные, прозрачно-бордовые ягоды?

— Береги детей моих, вишенка, — слабо прошептала Наталья Дмитриевна и сама устыдилась своих слов — могло ли это мощное дерево, подвигавшее своим напором кирпичную стену, слышать ее, видеть и понимать?

Через много лет, в Петровском уже заводе, получила она письмо от Марьи Павловны, что Мишенька, младшенький, залез на крышу дома и непременно упал бы, кабы не старая вишня. Задержала своими ветками, и малыш отделался крохотными царапинами вместо переломанных ног и рук. И Наталья Дмитриевна благословляла из своего далека старую вишню, понявшую ее, угадавшую все ее думы. Живую силу живой природы…

29 февраля 1828 года, в тот самый день, что случается только раз в четыре года, приехала она в Иркутск, последнюю большую остановку перед Читой. Вечером писала она Ивану Александровичу Фонвизину — брату мужа, которому поручила приглядывать за осиротевшим ее семейством. Ему могла она без утайки рассказать обо всех ее огорчениях от долгого зимнего путешествия. Родителям посылала она лишь нежные, заботливые письма.