Звезда пленительнаго

— У нас был обговорен и иной кандидат, правда, имея в виду, что вас уже не будет в списках живых… Нет, это не угроза никакая, просто Вячеслав Константинович, вероятно, не предполагал отказа. Откровенно говоря, я надеялся, что он с вами имел беседу на эту тему.

— Я… мне необходимо подумать над вашим предложением.

— Безусловно. Когда надумаете, пошлите мне телеграмму. Адрес — Сталинград, Волкову. Содержание — дата вашего прибытия в город. И пока — вот, возьмите, тут десять тысяч. Вероятно вам нужно будет кое-куда съездить, кое с кем посоветоваться, кое-что уточнить и проверить — и мне не хотелось бы, чтобы материальные ограничения в этом хоть сколь-нибудь воспрепятствовали. Это не подкуп, не аванс — я просто случайно знаю, что некоторых офицеров отправили в отставку на просто неприличных условиях, и им тоже некоторая материальная помощь не помешает. Да и иные встречные, случается, оказываются обделенными мирскими благами. Еще раз повторю — безо всяких обязательств. Просто мне бы хотелось, чтобы наше сотрудничество — на которое я очень надеюсь — опиралось на полное доверие друг к другу. А проверить то, что в этой папке, бесплатно не получится.

Ротмистр встал, демонстративно убрал руки за спину:

— Я еще не принял ваше предложение.

— Я не закончил. Думаю, на проверку вам понадобится месяца два, возможно и больше. Раньше — лучше, но гораздо важнее, чтобы у вас не оставалось и тени сомнений. Эти бумаги вам принесут вечером, домой, а пока я попрошу взять вот эти, тут список лиц, возможно — я подчеркиваю — возможно занимающихся тут, в Пскове, изготовлением взрывчатых веществ. Они покупают весьма специфические химикаты — которые, впрочем, применимы и в иных целях. Я знаю, что ацетоном масляные пятна с одежды убирать легко — ну а вдруг в нем пироксилин растворяют? Проверить, думаю, стоит… — я улыбнулся, показывая, что и сам всерьез не принимаю эту чушь. — Эти бумаги я вам передаю официально, собственно для передачи их я вас сюда и пригласил. Думаю, что на сегодня мы закончим, да и дело у вас появилось…

Линорову я, конечно же, наврал. То есть не совсем: с Вячеславом Константиновичем мы действительно договаривались — но "в прошлой жизни", причем в присутствии самого Евгения Алексеевича. Да и помнил я от силы фамилий двадцать — но помнил тех, кто знал остальные имена из списка. Списка жандармов, которые никогда не продавались…

Когда ротмистр ушел, я вдруг поймал себя на странной мысли: почему-то мне было почти безразлично, станет он работать у меня или нет. Документы, доказывающие воровство Витте он, безусловно, раздобудет — хотя бы часть, достаточную для отдачи "премьера" под суд. И если эти документы передать тому же Дурново, то вопрос решится правильно: Петр Николаевич самого Витте ненавидел и сумел бы убедить царя на основании фактов убрать мерзавца. И сейчас мне это было важнее — хотя все же с "прошлым" Линоровым мы почти подружились и хотелось бы подружиться вновь. Ну а не получится… с возрастом цинизм нарастает, что ли?

Наверное все же нет. Векшины мне стали даже ближе, чем раньше, да и не только они… Скорее всего, просто ротмистр "в тот раз" все еще оставался близким, но все же сотрудником. Приятелем, а не другом.

Долго размышлять о "странностях восприятия людей в третий раз" не пришлось: семнадцатого мая взорвался завод в Старом Осколе и мне стало не до абстрактных размышлений. На металлургическом заводе теоретически может взорваться много чего, но гораздо больше шансов на то, что что-то все же сгорит. Однако и маловероятные события случаются…

Поначалу из-за масштабов разрушений возникла версия о диверсии: при взрыве пострадало почти две сотни человек, причем, говоря сухим канцелярским языком, больше семидесяти из них "пострадали с летальным исходом". А еще "пострадали" пять домен из шести и четыре кислородных конвертера. Однако мы — все, кто занялся расследованием аварии — просто, как оказалось, недооценивали уровень идиотизма отдельных граждан.

Металлургический завод — это, кроме печей всяких, еще и трубы. Много труб, десятки и сотни километров, и по этим трубам качается к печам газ, подается вода… С водой все довольно просто, а вот с горючими газами сложнее. Когда трубу только что сделали, в ней находится воздух, и просто начать закачку светильного газа очень опасно: вокруг же печи, горячо — а труба какое-то время оказывается наполненной вообще гремучкой. Поэтому на заводе была отработана простая технология: в трубу забивали резиновый мячик, разделяющий воздух и газ. Ну а чтобы мячик проще проскакивал (он же очень плотно в трубу вбит), его сначала проталкивали внутрь на несколько метров, затем эти метры забивали солидолом и сзади ставили второй мячик — получался такая самосмазывающаяся пробка. Что же до солидола — то он потом потихоньку испарялся и сгорал вместе со светильным газом в печах…