Звезда пленительнаго

— Алехандро, я очень ценю то, что мне удалось поучаствовать в совместных с тобой делах. Но у меня возникла небольшая проблема — я как раз хотел обсудить с тобой вопрос, связанный с покупками земли. Ты, наверное, не знаешь, но бананы на плантации хорошо растут года четыре, потом урожаи сильно падают. А у пеонов на их крошечных огородах они и по двадцать лет неплохо произрастают… Я нанял одного гринго, агронома, и он сказал, что земле нужны удобрения, которые сейчас делают в Германии, у меня записано какие. Ты можешь точно узнать, сколько они стоят? Я послал телеграмму, но похоже в этой Германии решили, что Куба — не та страна, с которой хочется торговать, ведь они — наши конкуренты на сахарных рынках… А мне уже в этом году было бы очень важно узнать что дешевле: покупать эти соли или новые плантации.

Ну, с удобрениями помочь несложно — тем более что янки посоветовал вносить калий, которого в Соликамске как грязи. Правда, доставать его из шахт все же пока не очень дешево, да и возить через полстраны до портов по приемлемым ценам получится лишь через год, когда Женжурист достроит, наконец, свой канал. И внезапно в голове всплыла "старинная" реклама ценного продукта: "салата дальневосточного". В которой, среди прочего, говорилось, что в нем калия много…

— Диего, у меня есть немножко другое предложение. То есть калийные соли я тебе при нужде пришлю, однако мне кажется, что ты можешь получить их гораздо дешевле и здесь, на Кубе. Этого калия, если я верно помню, очень много в обычных водорослях. И если послать пеонов их собирать на берегу после шторма, то возможно закупать соль в Германии и не понадобится.

— Так эти водоросли соленые!

— Ну, сполосни их в речке… это я шучу, на самом деле надо ученых привлечь, пусть уточнят — я прав или нет, а если прав, то как из водорослей убрать лишнюю соль. Знаешь что? Я сейчас собираюсь в Монтевидео, а у тебя ведь сын вроде уже подрос…

По дороге в Монтевидео мы — уже с Васькой — заехали к "другу Гомесу". Забавный мужик — еще десять лет назад он свое имя правильно написать не мог, а теперь был "идеологическим лидером" очень представительной группы венесуэльской верхушки. Хотя там быть лидером было куда как сложнее, чем, скажем, даже на Кубе — больше, чем в Венесуэле, кандидатов в "лидеры" наверное ни в одной стране мира не было. Всего-то лет десять назад, во время местной перманентной гражданской войны, в стране с населением под два с половиной миллиона человек только генералов в армии насчитывалось больше семи тысяч. Семь тысяч генералов! По-моему, в сорокатысячной армии Венесуэлы сержантов было меньше…

Из тех семи тысяч генералов тысяч шесть вполне могли написать не только свое имя без ошибок, но и фамилию тоже — однако вице-президентом стал даже не генерал, а полковник и именно неграмотный крестьянин. Ну, животновод, на худой конец: в поместье отца он пастухом работал. Но пастух был очень не простой — он еще и президентом станет, причем очень скоро, и при полной поддержке и армии, и помещиков, и тамошней "прогрессивной интеллигенции". Я очень хорошо помню тот "военный переворот", который Гомес учинит примерно через год: Хуан просто на очередном заседании парламента поинтересовался, а нужен ли стране президент, который настолько стар и болен, что лишь в Европе способен сохранить жалкое подобие здоровья — и через полчаса был назначен исполняющим обязанности молодого и здорового руководителя государства. Да, в парламент Гомес пришел в мундире, благодаря чему "переворот" можно было бы назвать и военным — правда, если внимания не обращать на то, что мундир тот был официально установленным вице-президентским одеянием.

И именно с ним у меня состоялся очень интересный разговор — для меня, по крайней мере интересный. После которого Васька задумчиво произнесла:

— Понять бы, чего он хочет…

Действительно, я и в прошлый раз так и не понял, чего хочет этот андский индеец. Договариваться с ним было очень легко: если он принимал предложение, то говорил "да" — и на этом дело заканчивалось. Если же не принимал — говорил "нет", и дальнейшее обсуждение становилось бессмысленным. Только понять, почему "нет" было трудно — Хуан никогда не объяснял причин принятия тех или иных решений. Может быть, для страны это было даже лучше: ему "на всякий случай" сразу предлагали больше…

И я тоже "предложил больше" сразу — но мне-то легко, я "знал", что на мое предложение он почти наверняка согласится. И именно поэтому по прибытии в Венесуэлу отправился не в Каракас к президенту Кастро (который хотел только власти и — еще больше — денег), а в Маракай — маленький городок на озере Валенсия, километрах в ста от столицы: там у Гомеса была "небольшой домик". По сравнению с моим университетом — действительно небольшой…