Звезда пленительнаго

— Если так ставить вопрос… а, пожалуй, вы с такой точки зрения тем более неправы. Вот, взять, например, Гамбург — он открыл одну из принесенных папок. — Гамбург, Гамбург… вот! Поскольку у нас не будет необходимости ставить отдельные фасовочные фабрики так как можно использовать и варшавские, которые сильно недогружены, то расходы на создание всей сети в городе составят всего девять миллионов марок…

— Больше четырех миллионов рублей.

— Да, больше — но уже через полгода оборот сети превысит два миллиона марок в сутки, при рентабельности в двадцать-двадцать пять процентов с оборота. Ладно, возьмем двадцать — и получаем, что вложения окупятся меньше чем за две недели.

— Великий боже! А зачем я вообще занимаюсь каким-то производством?

— Затем, что вы тут пропустили капитал оборотный, каковой должен составить уже более ста двадцати миллионов марок. То есть в общем объеме выйдет все те же триста процентов годовых…

— Но чем Франция-то плоха? Или та же Англия?

— Да ничем, если не принимать во внимание иную структуру потребления. Француз-горожанин от трети до половины продуктов получает от родни из деревни, а зеленные и овощные лавки, которые вообще чаще всего являются семейными предприятиями, получают продукты на продажу от хозяйской родни и друзей деревенских в количествах более девяноста процентов. Да, бананы там продаются ваши, но это пожалуй все. В принципе мы можем занять изрядную часть на рынке кофе и чая, но для этого создавать целую сеть… Того, что у нас во Франции есть, уже достаточно.

— Ладно, у меня есть кое-какие идеи, но они несрочные. А с Англией?

— Расчеты показывают, что в принципе до трети розничной торговли можно попробовать захватить. Но в силу консерватизма населения и и без того невысоких цен, в особенности на колониальные товары, чистая рентабельность будет невысока. А сроки создания сети, напротив, окажутся гораздо большими, нежели в других странах. И если мы говорим о наискорейшей окупаемости, то остается лишь Германия и, с несколько меньшим уровнем важности, Австро-Венгрия…

— Ясно. Я вам очень благодарен, Станислав Густавович. Пожалуй, Германией и займемся сейчас. Раз уж не оказалось большевиков поблизости…

— А зачем вам большевики, позвольте полюбопытствовать? — в голосе экономиста прозвучала искренняя заинтересованность.

— Ну как зачем? Это ведь их руководитель, если мне память не изменяет, писал что "нет такой крепости, которую не взяли бы большевики". А тут у нас несколько "крепостей", которые было бы неплохо "взять".

— Не помню такого…

— Что не помните?

— Чтобы Ульянов писал такое.

— А вы-то откуда знаете?

— Ну, как вам сказать… вообще-то я и сам член РСДРП. Правда, не большевик, но все же и с ними хорошо знаком. Но, должен сказать, в результате бесед с вами я все более склоняюсь к мысли, что в руководстве партии представления об экономической науке несколько… ошибочное, что ли.

— Как ошибочное? В чем?

— Видите ли, Александр Владимирович, вы, как я вижу, экономику в марксистском понимании представляете более чем неплохо. Но дела ведете в значительной степени отрицая подходы, которые вытекают из рекомендаций Маркса, Энгельса, Ульянова. Однако вы преуспеваете, при том, что если рассматривать картину через призму марксова "Капитала", вы просто обязаны были уже давно разориться — что наводит на мысль, что у Маркса в рассуждениях вкралась какая-то ошибка. Я, откровенно говоря, сильно поспорил — и лично, и в статьях — по этому поводу с Ульяновым… В общем, сейчас я всерьез думаю о выходе из партии.

— Но не вышли?

— Нет еще… однако какой-либо деятельности в ней не веду уже.

Вот ведь досада-то какая… Потратил несколько лет для того, чтобы выйти на большевиков — и вдруг оказывается, что мой же начальник экономической службы не просто член этой партии, а человек, весьма близкий к руководству. Знать бы раньше… Только вот не помню я такого "знатного большевика". Может, этот Струмилло-Петрашкевич до революции и не дожил? Хотя и Мартов, который оказался Цедербаумом, тоже вроде не дожил — а про него я знал. А может он в "моем будущем прошлом" и не помер? Уверенности в этом у меня не было — как и уверенности в том, что мой экономист не сменил фамилию на какую-нибудь партийную кличку. А было только раздражение по поводу бездарно потраченного времени и не менее бездарно потраченных денег. Ведь всего-то и нужно было своему экономисту зарплату, скажем, установить тысяч в двадцать в месяц… ну и намекнуть, почему столько. Впрочем, чего уж теперь-то жалеть?

Возникшую было идею через Станислава Густавовича дополнительно подкормить большевиков пришлось отбросить. Не потому что не нуждались они в лишних деньгах, а потому что Струмилло-Петрашкевич сразу после нашего разговора официально объявил о выходе из партии. О чем сообщил и мне, объяснив свой шаг очень просто: