Звезда пленительнаго

— Это вовсе не секрет — от вас не секрет. Мне важно было чтобы письма были отправлены именно из Германии, с германскими почтовыми штемпелями пришли к адресатам. Чтобы они не сомневались, что письмо им прислал немецкий немец Карл Шнитке. И отправил я их парочке депутатов, в "Берлинер Цайтунг", в "Мюнихнер Беобахтер" и в министерство финансов. Так сказать, возмущенный вопль немецкого обывателя на тему "почему мы позволяем русским банкирам наживаться на Германии во время войны?"

— Не совсем поняла… вы возмущены тем, что наш банк действует в Германии?

— Нет, не я, это Карл Шнитке возмущен. Банк так и так у нас отберут, но хотелось бы, чтобы об этом узнала широкая германская общественность.

— Зачем вам это?

— Надо. Вы же сами мне все объяснили.

— Я? Но я не вижу причин, по которым…

— Мария Иннокентьевна, подождите с недельку — и вы сами все увидите.

С Мурмана в Петербург мы добрались за неделю — не считая трех суток в море. За все это время Мышка больше тему не поднимала — сидела в основном в своей каюте и что-то считала (скорее всего убытки), и почти все свободное время я проводил в обществе Лунева. Поначалу он с гордостью рассказывал мне о достижениях современной авиации, а чуть позже разговор свелся к тому, что авиация, конечно, это хорошо и в военном деле полезна, но вот нету в России сейчас аэропланов, а те, что есть, изношены до предела.

— Ерунда, не расстраивайтесь, Николай Петрович. У меня, конечно, самолеты старенькие, но все равно всяко лучше того хлама на котором вы летали. Будут у вас самолеты, не сразу всем летчикам хватит, однако быстрее, чем их из Франции тащить. А первые два десятка можно почти сразу же и получить, им только крылья пристыковать нужно.

— Старенькие? Вы аэропланы Вуазена имеете в виду или" Фарманы"? Седьмого года или хотя бы девятого?

— Нет, Николай Петрович, тысяча девятьсот первого. Хорошие самолеты, поднимают до шестидесяти пудов груза, скорость до ста пятидесяти верст в час. И боевой радиус за двести верст…

— Боевой радиус? Я не…

— Это на какое расстояние самолет может улететь чтобы потом вернуться на свой же аэродром.

— Вы, Александр Владимирович, какие-то сказки рассказываете, и тем более аэропланы придумали американцы только в четвертом году. Братья Райт, слышали про таких? А в первом… Чьей же конструкции они были?

— Моей. Их я изготовил — для важного дела изготовил — две дюжины. И, кстати, по приезде в Петербург вам предстоит с одним из первых летчиков познакомиться…

Поскольку привести себя в порядок удалось еще в вагоне Олонецкой дороги (салон-вагоне, конечно же), то знакомиться с "первым летчиком" я повез Лунева прямо с вокзала. Мышка взяла на себя заботу о семье авиатора: во-первых, в нашей "ведомственной" гостинице было куда как лучше жить, чем даже в "Англии", а во-вторых, следовало все же их приодеть: в Амстердаме мы успели купить им разве что по паре белья. Ну а мы направились в неприметный особнячок на Восьмой линии.

В холле нас встретил "швейцар", читающий газету:

— Вы, извините, кого ищите? — поинтересовался он, не поднимая седалища со стула.

— Александр Волков, к Евгению Алексеевичу. По срочному делу.

Тот поднял трубку телефона, что-то неслышно для окружающих проговорил, выслушал ответ и с той же невозмутимостью сообщил:

— Вас ожидают. Куда идти знаете?

Забавно, но Лунев так и не сообразил, с кем он выбирался из Германии. Не понял он и того, куда я его привел. Да и мудрено было понять: особняк вывески у двери не имел, внутри народ весь был в цивильном… Что-то он начал соображать после того, как адъютант пригласил нас в кабинет к Линорову и я радостно его поприветствовал:

— Добрый день, Евгений Алексеевич, рад очередной встрече с вами. Разрешите представить: Лунев Николай Петрович, авиатор, штабс-капитан.

— Весьма рад, тем более рад встрече с летчиком. Жаль мне уже полетать не получится…

— Вы-то небось уже полковник?

— Не судьба быть мне полковником, только вчера очередное звание присвоено. И, мне кажется, вы к этому руку точно приложили. Отметим звезды как положено или вы опять по делу и спешите?

— Я никуда и никогда не спешу, а не отметить такое событие было бы вообще бессовестно. Но тем не менее я действительно по делу: Николай Петрович рассказал, что почти всех наших летчиков по какой-то причине за несколько дней до войны кто-то из Генштаба решил собрать в Дюссельдорфе. И мне кажется, стоит разузнать кто отдал такой приказ и почему…