Звезда пленительнаго

— Вы не волнуйтесь, это только на научную работу. Мало будет — еще изыщем, мне главное — начать.

— И… и когда можно будет начинать?

— Лабораторный корпус, я думаю, к зиме выстроим и оборудуем. Что же до учебных… послушайте, Николай Прокопьевич, ведь студентам-металлистам — при этих словах визави почему-то расплылся в улыбке до ушей — общие курсы, математика там, физика — они же всяко читаться должны на уровне университета? Так давайте вы для этого учебные аудитории университета и задействуете. Да и кафедры соответствующие — тоже. Пока — а там посмотрим, что получится…

Получилось хотя и странно, но — как любил говорить хозяин — эффективно. Французы от предложения не отказались, и теперь над воротами там висела огромная, сияющая золотом вывеска "Сталинградский Институт Стали и Сплавов. Опытный завод N 1". А сами ворота находились между двумя огромными — чуть ли не в прокатный цех размером — "лабораторными корпусами", каждый из которых был оснащен на зависть многих промышленных заводов.

Правда сейчас, по причине войны, один из лабораторных корпусов был в качестве завода и задействован, и выпускал он столь необходимые фронту ружья. А сам Николай Прокопьевич, отложив множество интересных с научной точки зрения задач, занялся этих ружей улучшением: владелец всего этого "научно-производственного комплекса", как он сам называл Институт, пенял, что-де корейцы — и то ружья сии качеством получше выпускают. Но, похоже, вот-вот и корейским промышленникам придется подвинуться и уступить пальму первенства. Конечно, не ради соревнований работы-то проводились, а все рано приятно…

Дверь без стука открылась, и в кабинет вошел Володя Ульянов — неплохой техник-конструктор, горячо хозяином рекомендованный. Конструктор действительно от Бога — машину-то для испытаний он изготовил просто уникальную. Он же ей и управлял, а теперь, похоже, пришел сообщить о результате. И хотя сам Николай Прокопьевич ничего плохого не ожидал, внутри него все же что-то сжалось…

— Все, цикл закончили. Лаборанты там еще возятся, но я вам прямо скажу: лучшего сейчас в мире никто не сделает. Вся десятка выдала по сто тысяч, и визуально я критического износа не увидел. Бумагу в лаборатории еще напишут, а я так сразу пойду ему скажу: надо эту вашу технологию на все производство ставить. А лучше вы ему это скажите, я-то просто механик, а вы ученый…

Николай Прокопьевич секунду подождал, а затем, ощутив, как его наполняет радость от успешно выполненной работы, взял трубку телефона…

В конце апреля Генри Альтемус покинул сей бренный мир. И мне пришлось, буквально "все бросив", мчаться через океан и разбираться со своими американскими активами. На мое счастье, наследники Генри изрядно переругались из-за "прав на развлекательные центры", и я — пользуясь правами совершенно "мажоритарного акционера", выкупил все ранее принадлежащие Генри акции. Издательство и все прочие предприятия Генри обеспечили наследникам весьма прочное положение в бизнесе, но они решили все "поделить по-братски" — и на этом тут же и погорели: традиционное для нынешних времен условие "предотвращения нежелательного партнерства" сработало в мою пользу.

Условие это было простое: в случае, если часть пакета одного из акционеров переходит в другие руки, второй акционер вправе сделать предложение о выкупе этого пакета. А новый владелец либо обязан это предложение принять, либо по предложенной цене выкупить все акции предлагавшего. И речь шла исключительно о части пакета, если бы потомки Генри не стали делить свое участие в бизнесе, то все бы оставалось по-прежнему. Но они поделили — и каждому досталась как раз часть. Ну а я, в полном соответствии с Уставом компании и традициями ведения дел в Америке, сделал каждому предложение о продаже акций по доллару за штуку. Шутка юмора такая: у Генри было десять миллионов и одна акция. А у меня их было уже сорок миллионов…

Технически у наследников сорок миллионов долларов нашлось бы: Генри за время нашего сотрудничества заработал этих миллионов немного более восьмидесяти. Вот только большая часть этих доходов была вложена в разную недвижимость, и при срочной реализации едва ли можно было выручить даже половину ее стоимости. А привлекать для выкупа любую форму заимствований было нельзя — и за десять миллионов и один доллар (не считая затрат в сотню тысяч на юридическое оформление сделки) я стал единоличным владельцем бизнеса, приносящего чуть больше двадцати миллионов долларов в год.