Что же до Сталинграда, то бои вокруг города начались в ноябре и продлились до марта. А ожесточенность этих боев я осознал, когда уже на своем старом "лимузине" проехал по городу. В Царицыне тоже разрушения были, но не очень заметные, а вот Сталинград был разбит местами вообще в щебенку. Рейнсдорфовский завод до последнего дня делал пушки для "беляков", и Троцкий решил проблему кардинально: по городу выпустили несколько тысяч снарядов из осадных орудий. Ирония судьбы: город расстреливали из рейнсдорфовских же семидюймовок…
Артиллерийского завода больше не было — только кучи щебня указывали на то, что здесь когда-то что-то было построено. Впрочем, и от тракторного завода мало что осталось — все же заводы-то у меня очень плотно стояли, цеха иной раз вообще вперемешку ставились. Да и "рабочий городок" пострадал изрядно: случайный снаряд от семидюймовки просто сносил половину дома как минимум. От дома, конечно, зависит — но от моего как раз половина и осталась стоять.
А по университету, похоже, вояки Троцкого вообще прицельно били. В центральной башне где-то с сорокового этажа вообще только голая арматура торчала, кое-как удерживая покосившийся шпиль. Два крыла были тоже сильно побиты, а одно вообще рухнуло. Только левое крыло "Волжской стороны" и центральный корпус вроде выглядели неповрежденными…
Красин в этой поездке решил меня сопроводить: а вдруг мне все так не понравится, что я сразу же обратно в Южную Америку и убегу? А планы, которые он мне изложил, были на самом деле грандиозными — и мне он в них отводил одну из главных ролей.
Я на минуту остановился перед главным входом в здание, поглядел на все еще сияющую золотом надпись "Университет имени Камиллы Синициной", а затем все же собрался с духом и вошел внутрь. Огромный зал скупо освещался лишь через окна, частично заколоченные досками, но было видно, что статуи светил русской науки исчезли с постаментов. А в центре зала темным пятном выделялась огромная ниша — но что внутри, была уже не видно. Я подошел к стене, на которой стоял блок выключателей.
— Электричества нет, городская электростанция тоже… пострадала — поспешил предупредить Леонид Борисович.
— Доктор, у вас ведь скальпель с собой есть?
— Сейчас принесу, я саквояж в машине оставил — ответил Батенков, но идти ему никуда не пришлось: Даница, выудив неизвестно откуда весьма немаленький стилет, протянула его мне:
— Такой нож подойдет?
Выключателей на стене было двенадцать, да и не просто выключатели это были, а пускачи релейной автоматики, поочередно включавшие или выключавшие две тысячи ламп, ранее освещавших холл университета. Довольно немаленькие пускачи, со светло-бежевыми карболитовыми крышками. Стилет был с очень узким лезвием, поэтому я не стал откручивать винты а просто выломал крышку второго сверху (и справа) выключателя. А затем этим же стилетом пропихнул внутрь через узкую щелку в металлическом корпусе пускателя совсем другую "кнопку". Раздалось сильное шипение…
Где-то там, в подвале, запустился сжатым воздухом резервный генератор — все же Елизар не забывал за ним следить, надо бы его найти и отдельно поблагодарить за это — и через несколько секунд темноту развеяли аварийные лампы. Я со страхом, ожидая самого плохого повернулся к нише…
За многослойным бронированным стеклом, изрядно испещренным следами от пуль, стояла, с легкой улыбкой на губах, Камилла. Аварийные лампы были установлены лишь сверху и по самому низу ниши, поэтому тени легли очень для меня непривычно и Камилла выглядела немного смущенной — как бы всем видом говоря "ну, тут кое-что неприятное случилось… но поправить, думаю, можно?" Я повернулся к Красину:
— Леонид Борисович, я вам помогу. Немного помогу советами, и очень много — все же деньгами. При одном условии: вы немедленно выставляете максимальную охрану, чтобы со статуей ничего не случилось. Чтобы ее никто даже пальцем тронуть не посмел, чтобы даже к стеклу не прикасались! Даже не приближались к ней ближе десяти шагов! — и, повернувшись снова к нише, я тихо сказал:
— Камилла, я все поправлю, обещаю тебе. Все будет хорошо…
Когда мы выходили из здания, свет погас: все же простая автоматика — она самая надежная. Компрессор накачал баллон аварийного пуска, клапан закрылся — если кому-то потребуется, можно снова включить электричество, а пока нужно солярку беречь…
Министр — это у большевиков очень важная шишка. В чем я убедился, когда Леонид Борисович в Царицынском отделе ЧК просто приказал оцепить здание университета и никого к нему не подпускать. У него начальник ЧК даже спрашивать не стал зачем — но когда мы подъезжали к вокзалу, навстречу уже ехали караульные роты. Надеюсь, не подпустят.