Звезда пленительнаго

— Девушка, извините старика, если невольно обидел. Но все равно примите мое восхищение вашим… мастерством. И мое приглашение остается в силе — только теперь я вас приглашаю после окончания этой… заводской школы? — он повернулся ко мне. Четырехклассная или двухклассная? Но мы вас довольно быстро подготовим к поступлению в университет, я студентов своих попрошу. Грех таким талантом пренебрегать.

— Школа-семилетка — ответил я. А Василису я и сам подготовлю, за пару лет думаю уложиться, и особо прослежу, чтобы любого гимназиста посрамить знаниями смогла.

— Вот и отлично, ну а теперь, господин Волков, у меня к вам просьба. Я сюда, в Берлин, не просто так приехал, а как член русской комиссии Всемирной выставки. Она уже, конечно, скоро закончится, но если бы вы смогли свои авто и в Париже показать, то это было бы очень даже замечательно. Времени у нас до середины ноября, и ваши автомобили безусловно вызовут большое любопытство, которое, в том числе, поднимет интерес и к прочим российским экспонатам. И Русская комиссия официально просит вас посетить Париж хотя бы на неделю.

Всемирная выставка меня привлекала, и не только возможностью "бесплатной рекламы". Были у меня еще кое-какие планы на Париж. А при протекции Менделеева (точнее, правления русской экспозиции, или как там оно называется) планы мои наверняка исполнятся. Так что я — согласился. И даже уговорил Дмитрия Ивановича в Париж поехать с нами на машинах: поезд едет сутки, ну а мы, не спеша если, за столько же и доберемся. Зато — впечатления будут совершенно иные! После того, как я отвез Менделеева в его отель и он почувствовал удобство данного вида транспорта, долго уговаривать его не пришлось.

В понедельник мы провели техосмотр "Чаек". Ну что, могло быть и хуже: на одной машине сточились шестерни в коробке передач и она доехала до финиша практически на честном слове, на второй — шина полысела до корда, потому что повело крепления амортизаторов. Вдобавок на ней же лопнула одна из банок аккумулятора, и через резиновый чехол кислота — хоть и немного — протекла и почти что "съела" изоляцию проводов зажигания. У Васьки на машине люфт руля оказался такой, что я вообще с трудом представляю как она управляла машиной, да и передние тормозные колодки стесались почти полностью. Но кое-какие запчасти мы привезли, и за полдня (и следующую ночь) механики и инженеры из трех машин собрали две "нормальных" — а утром во вторник на одной из них мы выехали в Париж. Мы — это я, Васька и Дмитрий Иванович Менделеев.

Глава 6

Александр Николаевич в четвертый раз читал этот странный договор, пытаясь найти хоть какой-то подвох. Но — не получалось: в документе не было ни одной неясной фразы, ни одного даже слова, допускающего различные толкования. По всему получалось, что этот удивительный юноша просто дарит ему несколько миллионов франков. А если он не ошибается в своих прогнозах — то и десятки миллионов. Почему?

С другой стороны ведь ничего особо выдающегося этот молодой человек и не изобрел: просто взял фактически его, Александра Николаевича, изобретение — и с помощью каких-то вроде бы и неважных мелочей сделал его в разы, на порядки более удобным для использования. Да, с виду — мелочей, но кто знает, а сделал бы сам Александр Николаевич свое детище хоть отдаленно столь же совершенным, как это…

Он протянул руку и взял со стола маленькую лампочку, вставленную в небольшой латунный патрон. Несколько раз прокрутил в руках, вставляя и вынимая ее из крошечного цилиндрика. Действительно — удобно. И сама лампочка — крошечная, меньше дюйма в диаметре — а светит как огромная лампа из тех, которыми освещены павильоны выставки. Эта спиралька… как же она сделана-то? Хотя — какая разница, как — раз однажды ее сделали, то можно повторить. А какой эффект!

Он ещё раз поглядел на бумагу, лежащую на столе. Нет, нет в ней никакого подвоха. А если и есть — его не найти. Потому что человек, который вот так, буквально походя, может усовершенствовать то, над чем другие думали долгие годы — он, если пожелает, обманет любого. Так что и незачем искать скрытые смыслы — их, если они и есть, найти все равно не получится.

Александр Николаевич вздохнул, улыбнулся своим мыслям, и, взяв перо, поставил под договором подпись. Затем перевел взгляд на уже стоящий на бумаге автограф, и — поглядев на часы, приписал под подписью дату: двенадцатое сентября одна тысяча девятисотого года.

А через несколько секунд бой часов возвестил о завершении этих удивительных суток и наступлении новой календарной даты. "Успел" — подумал Александр Николаевич, и, довольный содеянным, отправился, наконец, спать.