Звезда пленительнаго

— Знаете что, Александр Николаевич, я поначалу не заметил… за время гонок автомобиль-то изрядно поцарапался и, что хуже, довольно сильно поизносился в части мотора и подвески. Так что это автомобиль будет вашим временно, для, так сказать, изучения и освоения. И не бойтесь что-то поцарапать или сломать — он уже не новый, мы его потом просто выкинем. А через недели три я вам пришлю уже новый автомобиль. Какого цвета желаете? Только не как Василисин — такие машины будут только у нее и Дмитрия Ивановича Менделеева.

Оставшиеся три для я отдыхал. С Лодыгиным — а точнее с ним и его женой — мы катались по окрестностям Парижа (а в субботу — даже скатались в Гавр), валялись на травке, кормились в небольших трактирах, неспешно беседовали о разном. Я с Александром Николаевичем — в основном о технике, а Алма (его жена) и Василиса — о чем-то своем, женском (я услышал обрывки разговоров про одежду и еду). Александр Николаевич даже слегка освоил управление машиной и гордо проехал сто с лишним километров по исторической автотрассе Париж-Руан (только в обратном направлении). Лодыгины же проводили нас до вокзала вечером в воскресенье, когда мы, погрузив черешневое "чудо техники" на железнодорожную платформу, покидали Францию. И уже в последний момент Александр Николаевич вдруг спросил:

— А почему вы предложили мне этот обмен патентами? Ведь фактически вы просто подарили мне несколько миллионов.

— Да, подарил. Подарил несколько миллионов французских денег русскому изобретателю. Не моих — их денег, и мне их совершенно не жалко. Ни денег, ни французов. А почему… Я бы хотел, чтобы к ответу вы пришли сами. И то, что у вас возник этот вопрос, показывает мне, что и ответ вы найдете скоро. А заглядывать в конец задачника чтобы получить этот ответ, задачи не решая — не интересно. До свидания, и я надеюсь, что мы еще неоднократно встретимся!

Домой я ехал в настроении очень веселом. Пресса — что французская, что немецкая — очень моим интервью "оскорбилась" и меня газеты обеих стран буквально смешивали с дерьмом. Пока еще до современников не дошло, что популярность продукта можно поднимать и на "негативной рекламе", а уж какими словами меня обзывают — неважно, лишь бы денежки иностранцы нести не забывали. А они и не забывали — Евгений Иванович за четыре дня "продал" (с полной предоплатой) ровно сто "Чаек", продал бы и больше, но я установил именно такой лимит.

Обиделись французы, что я их фактически голодранцами обозвал, и решили доказать, что я не прав. Молодцы ребята! Давайте всегда мне приносить восемьсот тысяч рубликов за неделю! Даже больше — если учитывать доходы от гонок. "Конкурента", который мог бы помешать мне с дизелями, я, в глазах публики, смешал с дерьмом — а заодно сделал это и в глазах инженерного сообщества, чем развязал руки и русским изобретателям, и многочисленным иностранцам. Но главное — я снова застолбил огромное рыночное поле, и теперь осталось лишь вовремя приходить сюда с косой и косить на нем денежки. А уж куда их потратить — я найду. Россию спасать — дело затратное.

Глава 7

Ферапонт Федорович задумался, но лишь на несколько секунд:

— То, что вы со мной решили посоветоваться — это вы правильно сделали. Сам-то я, пожалуй, мало чего сделать смогу, но совет полезный дам — он позволил себе усмехнуться при этих словах. — Вам бы с генерал-майором Ивановым об этом поговорить…

— С Ивановым?

Вспоминая о том разговоре, Ферапонт Федорович каждый раз тяжело вздыхал. И вовсе не потому, что сделал что-то плохое — напротив, сделанным он гордился. Вот только больше уж не получится поуправлять этой замечательной машиной…

Прав был Александр Владимирович, ох прав! В России таких машин много выделать не получится, а где-нибудь за границей, про нее узнав, наделают сотни подобных, если не тысячи. И если — не приведи Господь — война начнется, то ой как плохо придется русским солдатам. Именно поэтому к управлению машинами были допущены лишь немногие, причем даже из полиции офицеров выбрали не более дюжины. Прочие же все пришли их жандармерии — их начальник Саратовского управления самолично выбрал.

Правда сам Александр Владимирович по каким-то ему одному ведомым признакам чуть не треть присланных офицеров обратно отправил, и попросил заменить их другими, ему более подходящими. Причем как он о "подходящести" этой вызнал — одному Господу известно, но, оказалось, в людях он не ошибся.

И кому как не самому Ферапонту Федоровичу об этом не знать — ведь его-то изобретатель этих машин выбрал начальником всего отряда. Смешно получилось: у пристава в подчинении оказались и несколько ротмистров — но в этом деле опыт играл главную роль, а как раз у него этого опыта было больше всех. Да и работать пришлось в местах знакомых — так кому как не ему работой и руководить.

Вот только жаль, что более работы такой не будет: машины все, по окончании, разобраны были, и — по словам господина Волкова — уничтожены. Государственный секрет! И не жалко было Саше ради секрета этого сохранения спалить машин более чем на миллион рублей…