Звезда по имени Стиг Ларссон

Когда я разговаривал с писателями об их отношении к романам Ларссона, некоторые выражали очень неоднозначные мнения (такие уже приводились), и по крайней мере один крупный писатель попросил не публиковать интервью, решив, что его безрадостный тон может показаться притворным равнодушием. Однако другие авторы, например любимица критиков Мораг Джосс, были более откровенны: «Мне бы хотелось восхищаться «Девушкой с татуировкой дракона» не потому, что Ларссон умер молодым, а чтобы разделить всеобщий восторг по поводу книги. Но хотя романы и хвалят за их оригинальность, мне они показались на удивление традиционными, особенно в том, как используется всеведущий голос рассказчика, когда Ларссон сообщает читателю второстепенные подробности. Однако голос этого рассказчика перестает быть всеведущим, когда в центре повествования оказывается Блумквист, радикальный журналист и воин истины. Не знаю, должна ли я считать, что у него нет чувства юмора или что он самодовольный зануда с большим самомнением? Это проблема не потому, что главный герой должен быть идеальным — просто отсутствие у Блумквиста проницательности сложно не связать с ее отсутствием у Ларссона.

Ларссон пишет: «Проводя время вместе, они обычно хорошо ладили, но Блумквист позволил дочери самой решать, как часто она хочет его видеть, особенно после того, как ее мать вновь вышла замуж».

Значит, Блумквист переложил ответственность за отношения отца и ребенка на семилетнюю (в тот момент) дочь, и только через год и примерно полтысячи страниц Пернилла единственный раз возникает в сюжете, а он думает, что «не был хорошим отцом». Эврика! Но является ли эта несообразность просветлением Блумквиста или Ларссона? Похоже, Ларссон недостаточно ясно видит Блумквиста, чтобы обратить внимание на его чудовищные человеческие качества; автора, как и его героя, не слишком интересует впечатление, которое он производит на людей своим эгоизмом.

Что касается беспокойной, трогательной, незабываемой Лисбет Саландер, она, несомненно, главное достижение романа. Но и здесь голос Ларссона не всегда убедителен. После сцены изнасилования он пишет: «Впервые в жизни Саландер ощутила сильную потребность попросить у кого-то совета. Однако такая просьба означала необходимость довериться, а значит, раскрыть свои тайны». В двух предложениях он ставит под удар ее жизненность и чувствительность. Нам нетрудно поверить в эту потребность и связанные с ней сложности, но сведение боли к подобной психологической банальности — вот в чем настоящая проблема. Намереваясь продемонстрировать ее эмоциональную замкнутость, Ларссон не старается убедить читателя, что Саландер вообще способна что-то чувствовать.

Вероятно, мне хотелось, чтобы автор больше внимания обращал на подобные детали, поскольку я ждала от книги не просто детективной истории, но вместо этого Ларссона увлекает раскрытие загадочного исчезновения на острове. Наибольшее раздражение у меня вызвал отвратительно улыбающийся Мартин Вангер, с головы до ног облаченный в непременную постфрейдистскую женоненавистническую сексуальную психопатологию, где под брюками и кашемировым свитером обнаруживаются трусы со свастикой. Любой серийный убийца — чудовище из тысяч мифов, от Гренделя до Ганнибала Лектера; это не просто архетип, это клише, и разоблачение Мартина Вангера как Главного Злодея кажется мне столь же неубедительным, как волк в бабушкином платке и ночной рубашке.

Есть и кое-что еще. История основывается на том, что Хенрик Вангер мучается от неизвестности, не зная, что случилось с Харриет. Мы принимаем это как горькую, человечную и понятную потребность, как двигатель сюжета; это причина для продолжения чтения. Однако в конце романа Саландер уничтожает информацию о жертвах Мартина, что, по мнению автора, следует воспринимать хоть и с сожалением, но не как трагедию и значительно менее важное событие, чем соглашение Блумквиста с семьей Вангеров. Недолго думая, Ларссон (а не Саландер) отправляет всех этих погибших женщин в вечное небытие. Хенрик Вангер страдает до тех пор, пока, наконец, не узнаёт о судьбе Харриет, но аналогичные страдания семей безымянных жертв Мартина игнорируются в интересах аккуратного разрешения сюжета. Говоря языком Мартина Вангера, Ларссон отнесся к ним как к «простым телам» и использовал для иллюстрации того, каков зверь этот Мартин, а потом выбросил за ненадобностью, будто сломанные магазинные манекены. С моей точки зрения, это подрывает мир романа, его сюжетную стабильность, эмоциональную и даже нравственную логику».

Хокан Нессер, живущий как в Лондоне, так и в родной Швеции, один из самых талантливых представителей скандинавской детективной прозы. Человек с прекрасным чувством юмора, он всегда готов открыто высказать свое мнение, каким бы оно ни было: «Читатели любят романы Стига, но мировая слава имеет больше отношения к монотеизму, связанному со всеми видами очковтирательства. К сожалению, сегодня все читают одни и те же книги и считают нужным следовать этому стадному инстинкту.