Но всегда ли автор знает, что лучше для его произведений? Будь Ларссон жив, он мог бы, к примеру, настаивать на использовании в переводных изданиях оригинального шведского названия «Мужчины, которые ненавидят женщин» (останься за ним такая возможность). Три англоязычных заглавия, начинающихся со слова «Девушка…» — одна из деталей, захвативших внимание публики. Оригинальное название Ларссона напоминает о книгах Мэрилин Френч, издававшихся в семидесятые годы, когда феминизм переживал свою наиболее воинственную стадию.
«Да, об этом стоит подумать, — говорит Вэл Макдермид. — Конечно, переименование было ловким ходом, но в рецепте его успеха есть еще один довольно мрачный ход: Стиг Ларссон умер в пятьдесят лет, до выхода своей первой книги. Разумеется, эта трагическая кончина отпечаталась в сознании читателей. И именно об этом люди рассказывают друг другу, рекомендуя роман, иногда в процессе перечисления его достоинств. Это, вне всякого сомнения, способствует созданию легенды. Начиная с Моцарта и заканчивая Джеймсом Дином и Мэрилин Монро, те, кто умирает относительно рано, всегда побуждают нас размышлять о том, чего еще они могли бы добиться, оставшись в живых. По словам друзей, Ларссон планировал написать цикл из десяти книг, и мне очень интересно, как бы он развивал своих персонажей. Однако трилогия, на которой все остановилось, хороша сама по себе, и кто сказал, что Ларссон не растерял бы те качества, которые так великолепно сыграли в первых трех романах?
Мне повезло больше, чем Стигу; о своей смертности я задумалась в 38 лет, после диагноза остеоартрита колен. Я осознала собственную уязвимость и поняла, что если не изменю образ жизни, то попросту не доживу до старости. Судя по всему, Стиг об этом никогда не думал. Сама будучи журналистом, я знаю, что люди этой профессии вынуждены не обращать внимания на здоровье. Это не значит, что писатели не ведут себя аналогичным образом — Майкл Дибдин, автор замечательных детективов, не следил за собой и умер в относительно молодом возрасте. Трудно не злиться на талантливых людей, так растрачивающих свое здоровье, — Дибдин, как и Ларссон, мог задумать много хороших книг, но в итоге так и не сумел их написать.
В произведениях Ларссона есть еще один аспект, о котором следует помнить: политика. Здесь у нас тоже много общего, помимо жанра наших книг: я была и остаюсь политически неравнодушным человеком, хотя, возможно, более прагматичным, чем Стиг.
Подобно ему, я активно и достаточно долго занималась политической работой: в университете входила в студенческое движение, которое называли профсоюзным. Но я была скорее практиком, чем теоретиком. Мой основной вопрос всегда состоял в том, чего мы можем достичь в реальности? Что конкретно мы можем сделать, чтобы люди стали жить лучше? Не знаю, насколько это было характерно для кругов, в которых вращался Стиг, но в радикальных левых меня всегда смущала одна вещь: они ожидали, что чай им будут готовить женщины. Это не значит, что им не было дела до феминистских ценностей — просто эти ценности не являлись их основной задачей: «Мы будем защищать права женщин, когда закончим с более важными вещами…»
Но Стига беспокоило отношение к женщинам, и он выражал свое беспокойство в журнальных статьях; он писал о том, как ультраправые говорили: «Феминизм разрушает христианство», на что бы я ответила: «Ну и вперед! В чем проблема?» А если серьезно, улучшение положения женщин в обществе действительно являлось для него очень важной темой.
Можно сказать, что изменение его карьеры от журналиста до писателя — пусть он и не смог увидеть свой писательский успех — было удачным шагом. Литература меняет жизнь гораздо больше, чем журналистика, поскольку воздействует на вас эмоционально. В конце концов, люди, читающие в Великобритании правые газеты — «Дейли мейл», к примеру, — только уверяются в своих предубеждениях, поскольку в этом суть подобных газет (как, впрочем, и левых, вроде «Гардиан»). Мнение читателей, то, во что они уже верят, подтверждается и оправдывается ежедневно. Каково бы ни было наше мировоззрение, романы мы читаем с более открытым сознанием и на время забываем о своих политических взглядах. Если хороший писатель сможет представить провокационную идею в контексте захватывающего сюжета, вполне вероятно, взгляды читателя изменятся или он хотя бы усомнится. Взгляните, как много поклонников детективной прозы, включая меня саму, жадно читают романы П. Д. Джеймс или Рут Ренделл, чьи политические взгляды совершенно различны (в парламенте они сидят друг против друга).