Звезда победы

— Люди стали сильнее, — повторил Фомичев, словно это было главным выводом его доклада. — В армии я пробыл всю войну, все время жил с солдатами. Мы учились всему: сначала силе обороны, потом порыву наступления, тактике уличных боев и боев за населенные пункты. Я помню, как генерал сказал одному солдату, когда тот пожаловался, что вот в сводках пока только населенные пункты перечисляются, а когда же города будут: «Сейчас населенные пункты… А будет время, когда вот так будут в наших сводках города перечислять». Солдаты прошли через многие и самые различные испытания. К тем дням, когда мы перешагнули границы, в нашей армии выросли великолепные солдаты. Они могли справиться с любыми трудными задачами. И города, как обещал генерал, перечислялись десятками.

Он помолчал, опять посмотрев на слушателей. Члены парткома с интересом слушали его.

— Да, наши солдаты выросли. В них окрепло чувство уважения и любви к своей Родине. Самое главное — это были советские люди, понимавшие значение и силу своей Родины. И каждый из них нес в себе частицу этой силы. Небольшая добавка легирующих материалов совершенно изменяет качество рядового металла. Вот такую частицу легирующего материала Родине несли наши солдаты. Это уже были совершенно иные люди, чем те, с которыми я начал воевать. Я думал тогда, какие же великолепные солдаты труда вернутся домой на заводы и фабрики, в колхозы.

Даже Немчинов открыл глаза и слушал Фомичева.

— На заводе я встретил людей, по своим качествам не уступавших солдатам, — продолжал говорить Фомичев, обращаясь ко всем членам парткома. — Я увидел, насколько мы стали сильнее после войны. Было радостно видеть этот рост людей. Я, наверное, не очень понятно говорю? — спросил он. — Понимаете, заводские люди прошли большую школу, они закалились. Меня не покидало чувство гордости за наших людей, и мне казалось, что теперь нам по плечу любое трудное дело. И эту силу мы увидели, когда страна приняла пятилетний план. В пятилетку мы собирались восстановить все, что было разрушено, и даже подняться еще выше. Вот какие горизонты открывались перед нами. И наш коллектив шел в ногу со всей страной. Сила наша проявилась в том, что мы взяли обязательство дать медь сверх плана.

Фомичев взглянул на часы: неужели он говорит уже сорок минут?

— Я — главный инженер, — громко сказал он, — виновен больше других, что завод в последнее время перестал выполнять обязательства в соревновании. Меня мало извиняет, что всего три месяца я занимаю эту должность. Как коммунист, я пока не оправдал своего выдвижения.

Скорее надо заканчивать. Фомичев выразил уверенность, что порядок везде будет наведен, заводской коллектив сумеет побороть все трудности, сдержит свое слово. Их завод входит в число передовых предприятий цветной промышленности. Это звание передового они сохранят.

— Я употребил слово трудности, — напомнил Фомичев. — Сказано не точно. Перед нами стоят задачи. В каждом цехе есть резервы мощности оборудования. Их надо использовать. В технологии надо двигаться вперед. В цветной промышленности мы все время ведем борьбу с потерями меди. И тут нам хватит работы надолго. Я хочу, чтобы весь коллектив охватило чувство творческого соревнования, поисков новых приемов работы, возможностей повышения всех качественных показателей. Такую линию я буду вести, как главный инженер.

Он замолчал и, вытирая платком пот со лба и висков, собирал листки.

Все молчали. Только Кубарев облегченно вздохнул, но тут же нахмурил густые темные брови, беспокойно задвигался на скрипящем стуле, гулко прокашлялся и испуганно посмотрел вокруг.

Вид у Фомичева был спокойный. Он сидел за столом перед раскрытым блокнотом, отдыхая и добродушно, внимательно оглядывая присутствующих. Даже трудно поверить, что он несколько минут назад говорил о себе такие нелестные вещи.

Данько сочувственно улыбнулся Фомичеву. Главный инженер принял эту улыбку за одобрение доклада. Что же, он честно и прямо изложил свою точку зрения. Дело членов парткома — сказать теперь свое слово.

Немчинов, открыв глаза, долго смотрел на главного инженера. Почти часовой доклад! Слишком много говорил. Вопрос ясен: надо выполнять обязательства. Изложить план. Поспорить о нем, внести новые предложения. Часовой доклад! Ах, молодость, неопытность!

В жизни Немчинова это был не первый случай, когда приходили особенно трудные дни. Он был спокойнее всех присутствующих.

Данько обвел глазами членов парткома и предложил высказаться.

Говорили многие. Слова, как и ожидал Фомичев, были жестокие и иногда до крайности обидные, словно только члены парткома испытывали горечь за заводские дела.

Не поднимая головы, смирив себя, Фомичев выслушивал все. Перед ним лежал раскрытый блокнот. Все больше и больше записей появлялось в нем. Выступавшие дополняли его список неполадок. Сколько же их, этих неполадок, упущений! И слова-то какие неприятные…

Лицо Фомичева медленно краснело. Он встал, подошел к окну и закурил трубку.

Так громко говорили, что, наверное, и на улице было слышно!

Весь свой гнев, накопленный в течение вечера, Кубарев обрушил на Фомичева.