– Ну да. А русские богатыри по пьянке демократов бьют – думают, все зло от них.
Его аж скрючило от стыда.
– Ну вот же как ты все вывернула!
– А потому что обидно за тебя. Ты же истреплешься по мелким бессмысленным дракам… Которые нужны не столько тебе, сколько тем, на кого ты кидаешься. Обидно. Грустно. Хочется уберечь.
– Наташка, – потрясенно сказал он, малость обдумав ее слова. – Так ты что же? Про меня думаешь, что ли?
– Бывает, – просто сказала она. – А теперь даже опасаться начала. Если бабе мужик интересен, симпатичен, а потом его плюс к тому еще и жалко становится – тревожный сигнал. – Помолчала. – Можно влюбиться до зеленых соплей, а мне это совсем не с руки.
Тут уж он вообще слегка онемел. Только схватился за свою чашку без ручки – пиалу, вот! – и отхлебнул.
И опять запахло детством. Теплым и незлобным. С гудением пчел, с мирным запахом цветущей картошки, со скрипучим колодезем…
– А… – у него голос дрогнул. – А почему это тебе не с руки? Если бы…
Он попытался ухмыльнуться с лихостью опытного сердцееда, но получилось худо, Наташка ему слишком нравилась, чтобы ему и впрямь легко балагурилось; и только фраза, раз уж запал успел взорваться, полетела неудержимо:
– Если б ты влюбилась в меня до зеленых соплей, я бы не возражал.
– Да я знаю, Степушка, – почти пренебрежительно ответила она. Оглядела его каким-то новым, пробующим взглядом. Чуть усмехнулась. – Степка-растрепка… Причесать тебя, что ли?
– Нет, ты объясни, – чуть хрипло сказал он. – Почему это не с руки?
Раз уж пошел решительный такой разговор – не Корхового в том, увы, заслуга, не он вырулил, а она, ну и ладно, – надо было разъяснить тему раз и навсегда.
– Налить еще чаю?
Он набычился.
– Нет.
Она встала.
– Хочешь, музыку послушаем?
Он не сразу сообразил, что ответить. Слишком внезапным был переход от интимного к светскому. Откашлялся, стараясь поскорее справиться с накатившим возбуждением и овладеть собой.
В чем разница между обладанием и самообладанием? После самообладания поговорить не с кем.
– Н-ну давай! – залихватски поддержал он нелепую идею. – Моцарта или Сальери?
Она усмехнулась, мимолетно оценив его юмор. Проходя мимо, пренебрежительно повела плечом.
– Да ну ее, эту Европень.
Он встал и, ловя себя на том, что, в который уже раз послушно семеня за Наташкой, напоминает, наверное, водевильного лоха, опять поплелся за нею вслед. Пришли снова в комнату. Наташка легким пролетом руки показала ему, в какое кресло сесть (а то бы он сам не догадался – не так уж много, прямо скажем, в комнате насчитывалось посадочных мест!), и с сухим треском вывалила перед ним на журнальный столик с десяток дисков. Ну, следовало ожидать. "Акупунктура разума", "Китайская флейта", "Бамбук на ветру", "Чайный дзен"… А вот и вовсе "Гу юнь" какой-то…
– Ты сто, – проговорил он тонким противным голоском, – китайская сипиона по клитьке Маленькое лисовое зёлнысыко?
– Угу, – сказала она. – И перуанская, – она сняла с полки и показала ему несколько дисков со слегка варьирующимися изображениями на обложках: вдали – длинные заснеженные хребты под пронзительно-синим небом, поближе – странные ступенчатые пирамиды. На дисках было написано "Музыка Анд – 1", "Музыка Анд – 2"… Корховой уважительно поднял брови. Наташка убрала андские диски и показала ему еще пару – с пустынями и верблюдами один, с пустыней и без верблюдов другой – только барханы, барханы, барханы без конца… – И иранская, разумеется. Два года назад товарищ аятолла Хоменюк наградил меня за беспорочную службу именным хиджабом с золотыми детонаторами. – Она повернулась и задумчиво перетасовала диски в ладонях. – Вот этот мы и поставим… Обожаю этномузыку. Ты кури, если хочешь, я же знаю, у тебя вон пачка сигарет в кармане топорщится. Я чего-нибудь под пепелку придумаю.
– Я курю, только когда пью, – сказал он честно.
– Смотри, сколько сразу пользы появится, если ты перестанешь пить, – сказала она.
– Да я ж не алконавт, я просто широкая натура.
– Какая у тебя натура, можешь мне теперь не рассказывать – сама насмотрелась, пока ехали.
– Чего? – опасливо спросил он, в сущности, совершенно не желая, чтобы она ответила. – Хорош был?
– Змей Горыныч.
– Это как? Огнем дышал?
– Огнем, водой, медными трубами… Всем, что было. Хорошо, у меня пакет в кармане случился – успела подставить…
Хоть сквозь землю провались – а ничего уже не поправишь. И Корховой просто смолчал, сгорбившись в кресле. Но Наташка и не ждала ответа. Опять положила ногу на ногу. Ох…
Проигрыватель заныл.
– Слушай.