Читаем Звезда светлая и утренняя полностью

Еле успел Слепухин выдернуть руку, так и не ухватившую кругляш из сомкнувшейся пасти. Так вот засмотришься, а потом фигу ввернуть какому-нибудь козляре нечем будет. Ритм, в котором предпочитал существовать слепухинский мастодонт, постепенно подминал всего Слепухина, изменяя и подстраивая к себе — даже сердце согласилось уже поторапливаться в унисон. Загипнотизированный Слепухин только краешком отмечал жизнь, выгнутую на границах обозримого пространства. По замедлившемуся мельканию там, на границах, он осознал, что кордебалет укатился уже в приторкнутые к цеху пристроечки кабинетов на ежедневные свои людоедские разборки. Еще немного потерпеть, и можно будет отлепиться от завораживающего грохота и отдохнуть, пока козлячья и псиная свора ловит переменчивые настроения начальника и накачивается ими, податливо выдуваясь в нужную на сегодня сторону.

Мимо Слепухина пронесся мужик с дальнего штампа — помертвелое лицо плыло само собой, а ноги еле поспевали, боясь уронить это выбеленное пятно. Левой рукой он все пытался прилепить к правой отдельную уже и ненужную кисть. Боль еще не захолонула его, а радость неожиданной удачи выплескивалась ошалелыми глазами.

Рано радуется — еще корябать ему оставшейся левой объяснения, а уже потом опредилится: решат, что причиной его преступная халатность, — тогда повезло, тогда недельку отдохнет, ошиваясь при медчасти, а решат, что умышленно оттяпал, для той самой недельки отдыха посмел испортить государственное имущество, каковым он является, — тогда наплачется еще бедолага.

Слепухин отлепился от штампа, предоставляя тому возможность клацать вхолостую, зверея звуком от неутоляемого голода. Максим подсовывал полосу в зубы своего через раз и также неспешно выщелкивал из пасти откусанные железки. Потом тоже бросил подкармливать своего зверюгу и закурил в кулак, места не покидая. Слепухин же решился смотаться к Савве — загладить, сколько получится, вчерашнее. Он накрутил Штыря, чуть не надорвавшись криком и выводя на сигаретной пачке неровными на весу каракулями «позови у Саввы», — а потом — метнулся из цеха.

— Что-то ты не по адресу… — Савва сращивал оборванный шланг, — тебе Квадрат поручил козлов упредить о решениях его. Я-то в курсе.

— Упредил уже всех, не волнуйся… Да и не от Квадрата я, а сам по себе… перекурить зашел.

— Перекуривай… Что у вас, тоже там драй начался?

— Какой драй?

— Всю зону в спешном порядке реставрируют — повыгоняли другие смены из бараков… ждут кого-то, переживают, ну, а зеки, известное дело, за честь лагеря — горой… красят, чистят, может, и снег белить приладят, если гость чином, конечно, вышел.

— До нас еще не дошло.

— Сейчас объявят… чтобы наручники свои надраивали, до блеска доводили.

— Значит, работа по боку?!

— Вот и ты обрадовался… Общий порыв — он захватывает.

— Брось ты, Савва, колоться… Горбатиться сегодня не надо будет — вот и радуюсь.

— Так ведь задницу хозяину вылизывать еще противнее, хоть и полегче, конечно, чем за штампом…

— Ну что ты набросился на меня? Я снег белить не собираюсь.

— И то хорошо.

— И вообще, Савва, я с Квадратом не полностью согласен… и на проверке, если будет, гнуться не стану… ну, и если тебе что надо — можешь на меня рассчитывать…

— Эх, Слепень… на что тут рассчитывать можно?! Слово сказал вот душевное и — спасибо… большего не бывает… Ты кури, кури себе — я привычный.

— Савва, а что это ты вчера нас всех в покойники записал?

— Не помню такого.

— Ну, ты говорил, что здесь кладбище и поэтому ничего про нас написанное читать не надо… Что не для того на кладбище пишут, чтобы читали.

— Может, и не совсем кладбище, но очень уж похоже…

Савва, наконец-то, растормошился и закружил помутненно в своих фантазиях, а Слепухин был доволен, что сумел-таки порадовать старика, так ловко подыграв на его слабости.

— На кладбище, считай, все люди в одно перекручиваются — в землю возвращаются… Ну и здесь нас успешно вполне перемешивают в одно — в липучую грязь, в единую кучу, чтобы при освобождении ухватить горстью случайный ком из кучи этой и шлепнуть за ворота — иди пока… пачкай дальше.

…Штырь всунулся в будку, исчезнув тут же, и Слепухин мигом сорвался следом, кивнув Савве… Напролом, через засыпанный снегом неведомый хлам, они запетляли к уборной, а там уже притормозили и, не особенно поспешая, направились теперь тропинками к своему цеху.

— Что там?

— Козлы как ошпаренные… уродоваться сегодня не надо… — Штырь выбрасывал в Слепухина порцию слов, задыхаясь и захлебываясь короткими морозными глоточками… — Шухарят по общему облику… глянец им нынче понадобился…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза