Звезда Тухачевского

По мосту сновали взад и вперед экипажи, редкие «эмки», телеги с грузом, пешеходы. Картина была красочная, мозаичная, завораживала глаз.

— По этому мосту проходили наполеоновские полки! — неизменно считал нужным отметить Тухачевский, а на замечание Нины Евгеньевны о том, что сей пассаж повторяется уже не первый раз, отзывался: — Исторические примеры такого незаурядного порядка заслуживают того, чтобы о них все время напоминали. Чем дьявол не шутит, не увидит ли этот Всехсвятский мост новых иноземцев?

— Мои легендарные храбцы, — Гай слово «храбрецы» переделывал на свой лад весьма нехитрым способом — глотанием одной-единственной гласной, — мои легендарные храбцы никогда не пустят на этот мост иноземных захватчиков! — Он, как всегда, был возбужден и непременно откликался репликами на высказывания окружающих; и слова он произносил гортанно, с кавказским акцентом.

— Не надо забывать, — Тухачевского потянуло на исторические примеры, — что Петр Великий «имел торжественное шествие» через этот самый мост. Он шел во главе Преображенского полка в простом офицерском мундире.

— Наш доблестный Михаил Николаевич упустил еще один важный исторический штрих, — вступил в разговор Ян Гамарник, слегка эпатировавший в основном бритых и безусых коллег своей черной цыганистой бородой. — По этому мосту гнали на казнь, на Болотную площадь, преступников. Гнали в основном ночью, и в руках у них горели свечи. И мы не лыком шиты, уважаемый полководец!

За столом разговоры так или иначе сводились к излюбленным темам: положение в стране, в армии и, разумеется, обстановка в наркомате обороны. Всю военную элиту, группировавшуюся вокруг Тухачевского, совершенно не устраивал Ворошилов в роли наркома обороны. Эпитеты в его адрес были, как правило, ядовитые, а порой и просто злые. Особенно раздражало то, что Ворошилову покровительствовал сам Сталин, делая его совершенно неуязвимым для критики. Стремление же избавиться от наркома в такой обстановке было обречено на неизбежный провал.

— Вот вы тут в клочья разносите нашего наркома. — Голос Гамарника был насыщен сарказмом. — И такой он, и сякой. А послушайте-ка, что пишет о нем наша «Правда»: «Пролетарий до мозга костей, большевик в каждом своем движении, теоретик и практик военного дела, кавалерист, стрелок, один из лучших ораторов партии, вдумчивый и кропотливый организатор огромной оборонной машины, автор ярких и сильных приказов, властный и доступный, грозный и веселый, любимец народа, стариков и детей, защитник страны Клим Ворошилов…»

— Это что, в передовой «Правды»? — удивился Тухачевский.

— Пока еще не в передовой. Статья авторская.

— И кто же автор?

— Михаил Кольцов.

— Вон оно что! А как понимать слова «большевик в каждом движении»? У всякого человека ведь множество различных движений, среди них встречаются, и весьма нередко, не очень-то эстетичные.

Это вызвало дружный смех: понятно, о каких неэстетичных движениях идет речь!

— Ну и Мишка Кольцов! — ахнул Якир. — С ходу зачислил Ворошилова в теоретики военного дела! С таким же успехом он мог бы зачислить в теоретики и Семена Буденного, да заодно и меня. — Якир был из тех, кого называют «хитрыми лисами»: боднув Буденного, он для смягчения удара, да и для определенного алиби, попутно боднул и себя.

— Довольно самокритичное заявление, — заметил Тухачевский. — Хотя ты, Иона, в теории военного дела разбираешься, пожалуй, лучше, чем Клим.

— Благодарю за комплимент, — весело откликнулся никогда не унывающий Якир. — Но не все же наврал Мишка Кольцов! Разве наш Клим не первоклассный стрелок? Или не первоклассный кавалерист?

— Хорошо, что тебя не слышит Семен Буденный. Он бы тебя немедля высек за то, что ты причислил наркома к первоклассным кавалеристам. Помнишь, как он высмеял своего дружка Клима за то, что тот вместо «конь» говорит «лошадь».

— Погодите, завтра Кольцов поразит весь мир тем, что обзовет Ворошилова первоклассным парашютистом, — хмуро присовокупил Эйдеман.

— Ну, парашютный спорт — это по твоей части. Давайте лучше все вместе споем песню про нашего дорогого Клима. Ее недавно Лев Ошанин придумал, а Зиновий Компанеец музыку сочинил.

— Эту песню без новой рюмки не споешь! — засмеялся Уборевич. — Как это там?

Мчится кавалерия,
И в бои-походы
Танк несется вместе с боевым конем!

Громыхнул дружный хохот, кое-кто от смеха схватился за живот.

— Это еще не все, — выбрав момент, когда хохот немного утих, подлил масла в огонь Уборевич. — Послушайте:

Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов,
Мы готовы к бою, Сталин, наш отец!