Ночь уже была на исходе, а Тухачевский все никак не мог сомкнуть глаз. Еще вечером, уединившись в своем кабинете и наглухо притворив дверь (Нина Евгеньевна хорошо знала, что это всегда означало просьбу мужа не мешать ему), он включил настольную лампу и, поудобнее устроившись в кресле, раскрыл книгу в мягкой обложке. Это был только что вышедший в свет труд Егорова «Львов — Варшава».
Днем, в наркомате, Тухачевский имел возможность лишь бегло перелистать книгу. Но и этого было достаточно, чтобы понять, в кого метит свои стрелы Егоров. Конечно же в него, Тухачевского, в кого же еще!
О том, что же скрывается за этим демаршем, Тухачевский напряженно размышлял и по дороге домой, и за ужином, невпопад отвечая на вопросы Нины Евгеньевны. Как на грех, она была весела, полна новостей, которыми оживленно делилась с ним, не встречая обычной, в тон ей, заинтересованной реакции.
И вот теперь, оставшись наедине с собой, он принялся дотошно читать книгу Егорова.
Невооруженным глазом было видно, что Егоров поставил перед собой совершенно определенную задачу: опровергнуть тот факт, что командование Юго-Западного фронта в самую решительную минуту не оказало содействия Западному фронту и вело совершенно самостоятельную оперативную политику.
Егоров писал, что в июле двадцатого года он нацелил свой фронт на Краков — эту, как он подчеркивал, «цитадель Польши». А путь к Кракову лежал, естественно, через Львов.
«Почему Краков — цитадель? — тут же ухватился за эту егоровскую фразу Тухачевский. — Только лишь потому, что там был центр правящей в то время партии? Но разве наша цель заключалась в свержении польских буржуазных партий? Наша цель была абсолютно ясной и определенной: своим наступлением содействовать развертыванию рабоче-крестьянской революции в Польше. Вот почему Варшава, а не Львов была для нас и главным звеном». Вот почему Галицийско-Львовская операция, которую осуществлял Егоров, не могла быть равноценной Варшавской операции, а должна была играть лишь вспомогательную роль. К тому же приказ Егорова захватить Львов и Рава-Русскую 29 июля оказался вообще невыполненным.
Неужели Егоров не понимал, что материальная база польского сопротивления лежала не в аграрной Галиции, а в индустриальном Варшаво-Лодзинском районе? Да и все коммуникационные связи Польши с союзниками шли конечно же не через Галицию, а через Данцигский коридор.
А вот это разве не прямое недомыслие автора? Егоров утверждает, что под Варшавой поляки не приняли бы сражения и были даже готовы оставить Варшаву ради сохранения армии. Разве не ясно, что овладение Варшавой и подъем над ней красного флага создали бы базу для революции в Польше? Ведь сам Пилсудский признавал: «Под Варшавой поляки поставили бы на карту все».
Для оправдания своих действий Егоров выдвигает новую теорию о соотношении стратегического и оперативного взаимодействия. Оказывается, главная беда Москвы и Минска в том, что они не располагали широким стратегическим кругозором! И что оперативные интересы преобладали над стратегическими! Вот если бы решение исхода воины искали не в оперативном взаимодействии войск
Это же надо, как поработали военные теоретики, лишь бы угодить Егорову, а значит, и тем, кто повыше! Разве можно стратегическое взаимодействие противопоставлять оперативному? Эти егоровские подпевалы взяли явления из совершенно разных этажей военного искусства и противопоставили их одно другому. Разумеется, оперативные интересы должны быть подчинены стратегическим. Но успех стратегии может базироваться лишь на успехе оперативном.
Тухачевский подумал о том, что если бы теория Егорова была принята в качестве официальной доктрины Красной Армии, то командующие армиями перестали бы заниматься взаимодействием, ибо их взоры были бы направлены в более широкие пространства стратегических перспектив. И если бы, скажем, двум командирам корпусов выдвинули обвинение в том, что они вместо соединенного удара по одному пункту действовали растопыренными пальцами, то в свое оправдание они могли бы сказать, что те, кто предъявляет им такие обвинения, начисто лишены стратегического кругозора.
Это же смех, да и только! Товарищ Егоров хотел забраться
На следующий день, по дороге с дачи в наркомат, Тухачевский развернул свежую «Красную звезду», и тут же ему бросилась в глаза статья Буденного о книге Егорова.