Звезда Тухачевского

— Все ровно перебесились, — вдохновленный оживленной реакцией слушателей, продолжал Буденный. — Моторесурсы. Авиаресурсы. Сила мотора. Если хотите правду-матку, так эти моторесурсы у меня в печенках сидят. А я вам прямо скажу, у меня не заржавеет: ваши хваленые танки тормозят развитие нашей доблестной конницы. Рановато забываете о боевом лихом коне, товарищи полководцы! Танк — это что кот в мешке, да еще неизвестно, рыжий или черный, а конница свое слово сказала и еще скажет! Да ежели бы не наша славная кавалерия, не сидели бы мы сейчас с вами в этом распрекрасном зале, не слушали бы таких дюже умных речей. Неужто непонятно, что для конницы танк — обуза? Тухачевского прямо-таки заклинило: внедрять танки в конницу и пехоту, хоть лопни! Я только и слышу: авиация заменит конницу, танки заменят конницу. Глядите, как бы нам эти же скороспелые замены боком не вышли. Конница — могучий род войск. Это ураган! Только не надо ею все дыры затыкать. А то мы силу танка, силу самолета знаем лучше, чем силу пехоты, артиллерии, конницы. Пехота в загоне, конница в загоне. Танки, авиация и моторесурсы затмили все.

Буденный немного передохнул, и вдруг лицо его просияло.

— Да я по милости этих самых хваленых моторесурсов самого батьку Махно упустил! Нет чтобы мне, дурню стоеросовому, коня подседлать, так полез я тогда, братцы мои, в этот треклятый «мерседес». Его мне специально Егоров подсунул. Хоть ты сейчас, Александр Ильич, и занимаешь большой пост, все одно, думка меня одолевает: не затем ли подсунул, чтобы этот гад батька смог ноги унести? «Мерседес» твой в пашне забуксовал, как жук в навозе. Пыхтит, вонью со всех сторон прошибает. А тут как на грех снег валит, фары залепило. Тыкаемся из сугроба в воронку, из воронки в сугроб. Все, какие есть слова покрасивше, мы тогда начисто израсходовали. А Махно тем временем — тю-тю! А теперь покумекайте, ежели бы подо мной был мой боевой конь, ушел бы от меня Махно? Шалишь, ни в жисть не ушел бы!

Тухачевский, как ни старался сдержать себя, рассмеялся.

— Кавалерия, Семен Михайлович, в современных условиях действовать, как в гражданскую войну, не может. Представьте, на нее идет сразу полторы сотни самолетов. А конница сосредоточена на пятачке. И останутся от этой славной конницы только копыта.

— Слыхали мы сказки про белого бычка! — фыркнул Буденный. — Надо голову на плечах иметь, умело применять конницу, тогда ей никакой аэроплан не страшен.

— Я хочу подчеркнуть, — поспешил вмешаться Ворошилов, — что мы вовсе не списываем кавалерию. Ее у нас много, и она еще покажет себя. Но надо выработать тактику применения кавалерии в комбинированном бою. Я не знаю, может быть, даже возникнут такие моменты, когда кавалерию просто невозможно будет втягивать в бой, поскольку сплошь пойдут танки, а сверху тебя, Семен Михайлович, будут донимать бомбами, поливать химией и огнем. Кстати, о химии. Я получил записку из ВСНХ о состоянии нашей противохимической защиты. Плохи дела, из рук вон плохи. Вы, товарищ Тухачевский, читали эту записку. Правда все это или нет?

— Читал. Откровенно говоря, в этой области хвастаться нечем.

— Да там черным по белому написано, что у нас неблагополучно.

— Кое в чем краски сгущены.

— Даже если сгущены, все равно плохо. А что сие означает? Сие означает, товарищ замнаркома, что мы должны держать ответ перед правительством, перед ЦК и сами перед собой. Нельзя допустить, чтобы наша армия осталась в этой области безоружной.

— Безусловно, Климент Ефремович. Полностью разделяю ваше мнение. — Тухачевский сразу понял, что слова Ворошилова «мы должны держать ответ» означают лишь то, что ответ предстоит держать именно ему, Тухачевскому, хотя нарком и применил местоимение «мы».

— Мненье — это не именье, потерять его не страшно, — криво усмехнулся Ворошилов.

— Разрешите продолжать? — выдержав паузу, спросил Тухачевский. Ворошилов кивнул ему в знак согласия. — Я убежден: для того, чтобы дела с моторизацией и механизацией армии пошли с ускорением, необходим переворот прежде всего в наших головах. — Эти слова он произнес с заметной горячностью. — Нас все еще цепко сковывает гипноз сражений гражданской войны. Мы все еще в плену «особенной» маневренности нашей армии, безудержно верим в то, что способны воевать и легко добывать победу, даже если враг во много крат превосходит нас в технике и вооружении. Сколько раз с трибун наших совещаний мы слышали, что для подготовки бойца Красной Армии можно израсходовать значительно меньше артиллерийских снарядов, чем для подготовки солдата капиталистической армии, ибо боевой дух первого несравнимо превосходит боевой дух второго. Ораторы, вещающие столь победоносно, больше предаются иллюзиям, чем реалиям. Однако сплошь и рядом им удавалось таким образом, точнее, таким нехитрым приемом так наэлектризовать аудиторию, что вслед их речам гремели долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Ворошилов.