Звезда Тухачевского

— Вы удивительно догадливы, — криво усмехнулся Гейдрих. — Вам потребуются документы, которые подтверждают связи Тухачевского с нашими генералами во время его приездов в Германию в начале тридцатых годов. Особый интерес будут представлять бумаги об их личных контактах, и главным образом — те, которые написаны самим Тухачевским. В этих документах должны быть упомянуты фамилии сторонников маршала и связанных с ним наших генералов. Надеюсь, вам известно, что фюрер их терпеть не может, пожалуй, не меньше, чем Сталин своего Тухачевского. Это будет изюминка всего нашего плана! — уже весело воскликнул Гейдрих, довольный тем, что в его голове возникают все новые и новые идеи. — Такого рода документы есть в архивах абвера. Как их оттуда извлечь, спросите вы? Для начала я свяжусь с адмиралом Канарисом…

С Канарисом Гейдрих встретился вскоре — в январе наступившего 1937 года. Сославшись на то, что ему необходимо отметить успешное проведение одной финансовой сделки, он пригласил главу абвера на завтрак. Уединившись в отдельном кабинете ресторана, который особенно нравился Гейдриху, они с удовольствием дегустировали французские вина и вели неторопливый разговор о всяких пустяках — как идут дела в семье, кто из знакомых поднялся вверх по служебной лестнице, а кто, к их общему удовлетворению, рухнул вниз. Канарис пытался перевести разговор на воспоминания о том, как после Первой мировой войны Гейдрих служил под его началом на крейсере «Берлин» и даже был произведен в лейтенанты. Адмиралу уж очень хотелось ткнуть носом этого выскочку, возомнившего ныне о себе Бог знает что, в его позорное прошлое: Гейдрих за свое аморальное поведение представал перед офицерским судом чести и с треском вылетел из военно-морского флота.

Гейдрих вмиг раскусил этот замысел генерала и тут же сделал ответный выпад.

— Прекрасная пора молодости! — восхищенно воскликнул он. — Я уж не говорю о том, что служить под вашим началом было для меня превосходной школой! Но все это уже так далеко, так ирреально! А нас берет в свои железные объятия неумолимое настоящее.

И Гейдрих исподволь, без нажима, подвел своего собеседника к теме, которая сейчас была для него главной.

— Я знаю вас, Фридрих, как первоклассного специалиста по военному потенциалу нашего главного военного противника, — издалека, стремясь использовать самое испытанное оружие — лесть, начал Гейдрих. — Разведка и контрразведка — дело вашей исключительной компетентности. А я, признаюсь вам как верному другу, полнейший дилетант в вопросах советской военной структуры. И очень хотел бы заполнить этот досадный пробел в моих знаниях — должность обязывает.

— Какими же знаниями вы намерены восполнить этот пробел, Рейнхард? — насторожился Канарис.

— Я долго размышлял на эту тему, — намеренно оттягивал ответ на конкретный вопрос Гейдрих, пытаясь создать впечатление, что информация необходима ему, но конечно же не настолько, чтобы драматизировать ситуацию. — И понадеялся, что на этот вопрос ответите мне вы, как мастер экстра-класса.

— И все же? — уклонился от прямого ответа Канарис. Он не очень-то клевал на откровенную лесть.

Гейдрих изобразил на своем непривлекательном, почти отталкивающем лице добрейшую улыбку, морщины еще резче проявились на его лбу и аскетически узких скулах. — Как всегда в таких случаях, видимо, надо начинать с головы.

— Что вы имеете в виду? — прикидываясь, что не уловил мысли Гейдриха, спросил Канарис.

— Голова Красной Армии — ее высший командный состав. Вы, Фридрих, имеете доступ к самым секретным архивам вермахта. И вы оказали бы мне великую услугу, если бы предоставили в мое распоряжение хотя бы на несколько дней досье на советских военачальников, посещавших Германию до прихода к власти нашего фюрера. Особенно я интересуюсь маршалом Тухачевским, меня просто обуревает желание как можно больше узнать о нем. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто личный, обывательский интерес, а нечто большее — речь идет об интересах рейха.

Канарис ответил не сразу. Он сделал вид, что с необычайным аппетитом поедает только что поданную им форель, запеченную в фольге. Хитрая, прожженная лиса, он сразу же предположил, что у Гейдриха явилось желание отомстить генералитету вермахта за свое позорное изгнание из военно-морского флота, и ответил весьма туманно:

— Я не представляю себе, как с помощью такого рода документов, о которых вы говорите, можно усилить безопасность нашего рейха.

Произнося эти слова как можно более равнодушным тоном, он рассчитывал и на то, что они выполнят роль катализатора в их беседе: Гейдрих должен, черт его побери, выложить ему откровенно, зачем ему вдруг понадобились советские военачальники.

— Дело, повторяю, не столько во мне лично, сколько в высших интересах немецкой нации. — Гейдрих продолжал гнуть свою линию, стараясь делать это как можно мягче, зная, что Канарис не терпит открытого давления. — Немецкие генералы меня мало интересуют. Главное — досье на советских военачальников.