Звезда творения

— Вся ваша сущность в том, что вы пользуетесь чужим, — процедил Порфирий. Его трясло. — Вы нами вертите, как хотите… теперь я это ясно вижу. Может, никакой вы не атлант, а мерзкое существо, изгнанное за свою жестокость из… из других миров. Да!

Мне бы засмеяться, пошутить, что кое в чем он близок к истине, что все пользуются всеми и ничего нового и страшного в том нет. Но я и сам заразился от людей злостью. Раздражение поднималось во мне, как грязная пена. Мне невыносимо было лишнюю минуту находиться в коконе, а эти ничтожества, эти черви решили тут выяснить, кто же из нас самый подлый.

— Вы знаете, что такое сотни лет провести в заточении? Что вы знаете о тишине? Об одиночестве? О тьме? Да за то, чтобы наконец вырваться на волю, вы уже через неделю готовы будете убивать и обманывать… А я провел в темнице долгие, долгие годы…

— Слушать ничего не хочу, — Порфирий вскочил, схватил холст. — Я больше сюда не приду. И картин моих вы не получите!

Кровь бросилась мне в голову. Я попытался сжать его горло так, как проделал это когда-то с Тихоном, — и думаю, что, если бы мне удалось, я просто убил бы его на месте. Но Порфирий, видимо, обладал скрытым магическим даром — не зря его картины так чудесно преломляли Силу. Он сопротивлялся. Воображаемый холст растворился в воздухе. Тихон отполз в угол — он не мог покинуть пределы моего дома, пока я не отпустил его. Но Порфирий… Он не просто вырывался, он сам пытался схватить меня за горло! Это было такой неслыханной дерзостью, что я растерялся. Я перестал удерживать его. И Порфирий вывалился в реальный мир…

Я видел, как он убегал по темному штреку. Огня с собой у него не было — впрочем, он так часто здесь бывал, что хорошо запомнил, куда идти. Тихон смирно сидел, скрывшись за столиком. Звезда на столике стала полупрозрачной — призраком самой себя.

— Ну, что сидишь? — заорал я. — Беги! Догони его! Мне нужна картина, которая у него с собой, все остальное неважно. Без картины ничего не выйдет!

Тихон влетел в свое тело как пуля.

— Звезду… Звезду здесь оставь! — крикнул я, но он то ли не услышал, то ли решил, что при помощи амулета сможет как-то себя обезопасить… Звезду Тихон прихватил с собой. Я попытался мысленно догнать его и опрокинуть, ударив по сухожилиям ног, но он бежал слишком быстро, а силы мои резко слабели с расстоянием. Поэтому мне оставалось только наблюдать в бессильной ярости, как он бежит в беспросветной тьме древней шахты.

Больше я никогда не видел ни того, ни другого. Алый магический отблеск заряженного амулета пропал, стоило Тихону удалиться от шахты более чем на лигу. Что с ним стало — я не знаю. Наверное, погиб, и погиб очень быстро. Люди обвинили меня в жестокости, подумать только… Великие Силы, а сами-то они каковы? Я не знаю более жестоких, более злобных и более подлых существ.

Что касается Порфирия, то я могу лишь догадываться о его дальнейшей судьбе. Спустя довольно долгое время — может быть, месяц, может, два — я ощутил странный, волнообразный всплеск, исходящий со стороны Большой Печати. Измененная магия другой части мира выплеснулась сюда сквозь открытый проход — а потом он снова закрылся. Я думаю, что Порфирий, наслушавшись моих рассказов, все-таки сделал попытку покинуть этот мир, и у него получилось. Может быть, Звезда была вместе с ним и помогла ему.

Но ее я тоже с тех пор не видел и ничего не знал о ней в течение долгих лет.

Я не могу описать словами, какое отчаяние охватило меня. Это было убийственное чувство. Мне хотелось умереть — и больше никогда не видеть этого проклятого мира… Но покуда я оставался в плену, мои друзья — неотмщенными, а Хедин и Ракот — свободными и сильными, я не мог себе этого позволить. Я ясно ощущал, как тело мое слабеет. Потому мне ничего не оставалось, как добровольно отдаться на милость Тьмы Внутренней. Впасть в спячку — без мыслей, без чувств, без снов — и ждать, ждать, ждать, когда в конце древней шахты мелькнет слабый огонек.

А в том, что это рано или поздно случится, я не сомневался.

Галя, 19 июня

Антон мне звонил дважды. В первый раз сообщил, что приедет завтра днем, а во второй — захотел уточнить, действительно ли я еще не нашла картину. Когда я подтвердила, что нашла только слабый, обрывающийся в неизвестность след художника-копииста, Антон помрачнел и долго выговаривал мне за медленную работу. Правда, истерики, как вчера, не закатил. Видимо, уже придумал запасной вариант на тот случай, если картина не найдется.

Я перевела дух. Все-таки полученную информацию следовало хорошо обдумать. Я боялась, что Антон, явившись в Северо-Каменск, с места в карьер начнет расследование и ситуацию только усугубит. Ведь он же не знал ни о Хаосе, ни об Аррете, ни об Ордене Равновесия… А рассказывать ему об этом сейчас — значило подвергать серьезным сомнениям собственную вменяемость.

Ну уж нет. Репутация психически здорового человека мне еще пригодится.