– Но теперь-то он идёт на поправку? – прервала молчание Вера.
Фридман прищурился, выпустил аккуратное колечко дыма.
– Ну, в общем-то, да, хотя очень медленно. Впрочем, и сейчас ещё никаких гарантий нет. В любой момент может наступить ухудшение.
– Ходить он не может? – уточнила она.
– Ну почему же, он ходил, и если всё будет хорошо, то опять пойдёт…
– А как же… – смутилась Вера.
– В смысле ноги, вы имеете в виду? – пришёл ей на помощь хирург. – Здесь всё в порядке. Ну, в относительном, конечно. У него ведь хороший протез есть, американский. Союзники с широкого плеча подарили нам сотню. Будет, конечно, прихрамывать, но ходить сможет. Надо отдать должное американской технологии, умеют, черти, делать…
Но Вера уже не слушала.
– Я могу его забрать, Исаак Маркович? – не совсем вежливо прервала она врача.
Фридман замолчал, внимательно посмотрел на неё.
Милая худенькая женщина. Обрекает себя на кромешный ад. Но объяснить ей это невозможно. В конце концов, её право. Проклятая война.
ГЛАВА 49 ДВОЕ
Через три дня к Вериному дому подъехал изрядно потрёпанный грузовик, довоенный «ГАЗ»-полуторка. Впервые за долгие годы здесь останавливалась машина советского производства.
Вера выскочила из кабины, вынула оттуда чемоданчик и вместе с подбежавшим парнишкой-шофёром осторожно помогла выйти мужу. Шофёр вытащил из кузова костыль, распрощался и, громыхая разбитой подвеской, уехал.
Они остались одни.
– Вот мы и добрались до дома, – через силу улыбнулась Вера. – Пойдём, Мишенька.
Михаил ничего ей не ответил. Захромал к крыльцу, тяжело опираясь единственной рукой на костыль. Вера медленно шла рядом, с опаской поглядывала на него, готовая поддержать, подхватить его в случае потери равновесия.
Но помощь не понадобилась. Михаил хоть и с трудом, но самостоятельно преодолел три расшатанных ступеньки. По лицу его стекали струйки пота, он по-прежнему не произносил ни слова.
Вера быстро забежала вперёд, открыла дверь, и они наконец вошли в дом.
Дверь за ними захлопнулась.
Они постояли несколько секунд, с тем чтобы глаза после яркого дневного света привыкли к полутьме, потом Вера, спохватившись, подвинула мужу стул, хотела помочь ему сесть. Он с явным раздражением оттолкнул её, уселся сам с вытянутой вперёд ногой. Прислонённый к стулу костыль съехал, упал на пол. Этот стук прозвучал неожиданно громко в повисшей тишине.
Вера нагнулась, подняла, аккуратно приставила костыль к стенке.
– Вот и хорошо, – бормотала она. – Вот так, Мишенька… вот мы и дома. Сейчас я чего-нибудь приготовлю, мы с тобой покушаем. Потом ты полежишь, отдохнёшь, устал, небось, после такой дороги. Погоди, я сейчас.
Она выбежала наружу, чтобы забрать оставшийся на крыльце чемоданчик.