Звезда упала

Почти в ту же минуту в коридоре раздались знакомые уверенные шаги, дверь в палату распахнулась, и на пороге появился сияющий Генрих Штольц.

– Поздравляю, моя дорогая! – по-немецки обратился он к Вере. – Ты у меня просто умница! Покажи-ка мне его!

Он осторожно взял спящего ребёнка на руки, с удовольствием поднёс прямо к лицу, нежно подул на него. Младенец открыл сонные глазки.

– Он блондин! И глаза голубые, как у тебя! – восхитился Генрих. – Я так счастлив, дорогая! Теперь, надеюсь, ты не будешь упорствовать? Ничто больше не помешает нам пожениться. Ты ведь не захочешь, чтобы сын рос без отца, не правда ли?!

Вера молчала, не в силах что-либо говорить, притворяться. Эта идиллическая картинка – счастливый молодой отец с ребёнком на руках – вызывала у неё чисто физическую тошноту.

Генрих заметил, что она побледнела, растолковал это по-своему.

– Не беспокойся, тебе сейчас нельзя волноваться, надо приходить в себя, набираться сил. Мы потом всё обсудим, у нас полно времени.

Он опять с гордостью уставился на младенца.

– Я бы хотел назвать его Дитрих в честь моего отца. Это полностью примирит старого ворчуна с тем, что его сын женится на русской, не правда ли, Дитрих?! Вера, ну произнеси хоть что-нибудь, скажи хотя бы – ты рада?

Вера молча кивнула, даже не попыталась изобразить улыбку.

– Я понимаю, тебе трудно сейчас говорить, – сочувственно сказал Генрих. – Молчи, молчи, дорогая!

Он наклонился над ней, по-прежнему держа малыша на руках, ласково поцеловал в лоб.

– Я вижу, тебя что-то беспокоит! Уверяю, тебе совершенно не о чем волноваться, за тобой будет специальный уход. Штефнер лично проследит за этим, не сомневайся. Если же ты волнуешься насчёт реакции твоих односельчан, то я обещаю тебе – пока ты сама не захочешь, никто не узнает о ребёнке. Больница расположена на отшибе, никого из русских, кроме твоей подруги Нади и нянечки, которой под страхом смерти велено держать язык за зубами, здесь нет. Так что не думай об этом… Тебе нужно поправляться, набираться сил, чтобы наш Дитрих рос здоровым и крепким!

Генрих снова с умилением воззрился на младенца. Он всё никак не мог привыкнуть к мысли, что это крохотное сморщенное существо – действительно его сын.

Ребёнок окончательно проснулся, захныкал, что-то его беспокоило.