Врачи и санитары окружили бабу Лушу, затравленно поглядывающую вокруг. Взбешённый Штефнер, остро чувствующий свою вину перед комендантом, орал на весь коридор:
– В последний раз спрашиваю тебя, отвечай, куда она дела ребёнка, подлая тварь!
Баба Луша не понимала ни слова из этого немецкого крика, но, догадываясь, о чём речь, повторяла только одно:
– Я ничего не знаю, говорю, ничего не знаю!
Внезапно толпа раздвинулась.
Появился бледный взъерошенный Генрих Штольц в сопровождении свиты из нескольких солдат и неизменно аккуратного, гладко причёсанного, как будто и не ложившегося вовсе спать Петера. Из-за спины высокого адъютанта высовывался озабоченный Клаус.
При виде Штольца главврач с извиняющейся гримасой на лице беспомощно развёл руками.
– Я в отчаянии, герр комендант. Похоже, что на самом деле никто ничего не видел и не знает! Эта чёртова баба всё провернула сама.
– Я ничего не знаю, я не понимаю, что вы хотите! – снова затараторила баба Луша, увидев перед собой высокое начальство. – Я не знаю, не понимаю, ей-богу!..
Генрих ничего не ответил врачу, гневно блеснул глазами и, повернувшись к Петеру, кивнул на бабу Лушу.
– Вытряси из этой старухи всё, что можешь! – коротко приказал он.
Ни на кого больше не глядя, развернулся и пошёл в противоположный конец коридора.
Петер Бруннер, ухмыляясь, приблизился к испуганно уставившейся на него пожилой женщине.
– Ты не понимаешь по-немецки, старая карга? – ласково произнес он. – Ничего, ты сейчас быстро научишься… Герр оберартц, – обратился он к Штефнеру, – где бы мы могли уединиться с вашей подчинённой? Нам необходимо поговорить с ней по душам.
– Вы можете занять мой кабинет, – сухо ответил Штефнер. – Пойдёмте, я вас провожу.
Петер Бруннер ему активно не нравился, но ещё больше его возмущала эта мерзавка Надя Антонова. Вот чем она отплатила ему за то, что он так ревностно пёкся о её чести, не позволил своим врачам и санитарам пустить её по рукам! Из-за этой дряни теперь столько проблем! Ничего, он её поймает! И она ему ответит за всё!..Вера, внутренне сжавшись, неотрывно смотрела на вошедшего в палату Генриха. Как она ни готовила себя к его приходу, но сейчас его белое с горящими глазами лицо всё равно её ужаснуло.
– Где ребёнок? – коротко спросил он.
Вера сделала усилие, взяла себя в руки.
– Я не знаю! – с напором начала она. – Это я должна спросить, где мой ребёнок! Я хочу знать, что…
Она не договорила. Генрих с размаху залепил ей звонкую пощёчину.
Вера вскрикнула от боли и неожиданности, на глазах выступили слёзы.
– Я спрашиваю тебя, дрянь, куда вы дели ребёнка? – гневно выкрикнул Генрих. – Что вы с ним сделали?
– Я не знаю, о чём ты говоришь! – отчаянно закричала в ответ Вера. – Верни мне его!.. – Она зарыдала.
– Дрянь! – повторил Генрих.
Он ударил её снова. Потом ещё и ещё раз.
Он не верил ей больше.