Крайне удачно получилось у Нади и с жильём. Вернее, повезло не столько с самим жильём, обыкновенной коммунальной квартирой, расположенной, впрочем, в Центральном районе города, сколько с одной из соседок, Ириной Семёновной Курочкиной. Это была пожилая, плохо передвигающаяся женщина, у которой в начале войны убили дочь, ушедшую на фронт медсестрой. Ирина Семёновна искренне привязалась и к Алёше, и к Наде, те платили ей тем же.
Женщины не просто подружились. Надя частично заменила соседке её погибшую дочь, которую, кстати, тоже звали Ниной, как и её теперь. С этой бедной Ниной случилось следующее.
Часть, в которой она служила, в сентябре сорок первого подошла довольно близко к Светозёрску, и Нина отпросилась на побывку, навестить мать. Всего-то приехала на денёк, однако назад вернуться уже не успела, фронт откатился, в город вошли немцы. А на третий день Нина, переодетая в штатское, вышла на улицу, за хлебом, и домой не вернулась. Ирина Семёновна вначале думала, что её забрал немецкий патруль, но оказалось ещё хуже. Наутро Нину нашли на пустыре убитой и изнасилованной. Как она туда попала, кто это сделал, свои ли, чужие, так и осталось неизвестным.
Нина была на четыре года младше Нади и замуж никогда не выходила, но зато у них оказалось другое интересное совпадение – до медицинских курсов она тоже закончила культпросветучилище, только очное. В общем, Надю одинокая Ирина Семёновна приняла с большой радостью, а маленького Алёшу воспринимала как своего так и не рождённого внука, о котором всегда мечтала. Таким образом, у них возникло некое подобие семьи, и Надя с лёгким сердцем оставляла ребёнка на попечение соседки.
А уходить ей приходилось надолго, смены на фабрике оказались длинными, по десять, а зачастую и одиннадцать часов. Работа была, правда, хоть и нелёгкая, однако терпимая, разве что после смены сильно болела спина да ноги к концу дня становились просто чугунные.
Но Надя не жаловалась, во всяком случае, работала в тепле, а главное, на фабрике она получала зарплату, вместо которой иногда давали продукты: худо-бедно как-то удавалось прокормить и себя, и Алёшу, и Ирину Семёновну.
Надя была подавальщицей в отделочном цеху, подвозила материал, потом вместе с ещё одной работницей, рыжей Клавой, таскала разрезанные обструганные доски, складывала их на тележку. Фабрика выпускала всего два рода продукции – гробы и костыли, но норму выработки всё время увеличивали, ни того, ни другого Великой Германии не хватало.Надзирающий за работой немец посмотрел на часы, пронзительно засвистел в металлический, висевший на груди свисток.
Надя с облегчением распрямилась. Рабочий день окончен, на сегодня всё. Скоро она дойдёт до дома, увидит Алёшу.
Работницы потянулись к выходу.
Шли мимо сложенной готовой продукции – штабелями уложенных свежеобструганных некрашеных гробов.